А все-таки странное ощущение. Будто у Джесс все права на миссис Торн, даром что о ней ничего не известно. Даже самые элементарные вещи – как ее имя, какова она собой, жива ли вообще. Джесс знает только одно: миссис Торн когда-то любила американского летчика Дэна, а он любил ее. И любит до сих пор.
Джесс шла наугад, желая протянуть время, выждать, когда можно будет вернуться в дом. Неожиданно перед ней, на противоположной стороне улицы, выросла церковь. Старое здание, сейчас так не строят. Громоздкая квадратная башня, закопченные серые стены, вывеска: «Храм Всех Святых. Мы рады каждому». Распорядок служб, часы, когда можно получить святое причастие. Вспомнив о буклете из этой церкви, найденном в груде писем и рекламок, Джесс неожиданно для себя стала пересекать улицу.
Крыльцо было засыпано палыми листьями и пакетами из-под чипсов, стены густо заклеены объявлениями. Стряхнув с волос морось, Джесс долго напрягала глаза, отыскивала упоминание о мисс Прайс в расписании дежурств и в перечне кураторов воскресной школы. Поиски успехом не увенчались. Дверь в главное здание была приоткрыта, Джесс осторожно заглянула.
Просторный пустой зал, вдалеке, в нефах, тускло светят массивные стеклянные лампы. Джесс толкнула дверь, проскользнула внутрь. Робкие шаги тотчас вызвали под сводами эхо. Перед лицом Джесс подрагивал парок, ею же и выдыхаемый. К запахам холодного камня и полироли примешивался аромат кофе.
На тесном пространстве за последним рядом скамей кто-то пытался создать этакий домашний уголок: постелил красный ковер, притащил пару плетеных стульев, прибил полку для книг, поставил желтый пластиковый контейнер с игрушками. Сбоку помещался кухонный стол; на нем-то и стояла кофеварка. Влекомая ароматом, Джесс приблизилась и увидела тарелку печенья. К стене была прикноплена бумажка, размашисто написанная явно рукой священника: «Не стесняйтесь – угощайтесь!»
Джесс плюхнула свой пакет на плетеный стул, огляделась. Никого. Перечитала записку, подумала, не розыгрыш ли это. В любом случае соблазн выпить горячего сладкого кофе был слишком велик. Тут же нашлись чашки с блюдцами. Джесс налила себе кофе, взяла печенье, затем еще одно. Потянулась за третьим, но тут раздались торопливые шаги, и Джесс уронила хрупкое лакомство.
– Я смотрю, вы нашли угощение. Ешьте, ешьте. Надеюсь, кофе еще можно пить – я сварил его в обед.
Самое яркое в говорившем был его джемпер – размеров на пять больше, чем надо, в косую пеструю полоску. Вторым номером шла улыбка – широченная и ослепительная на фоне темной бороды.
– Спасибо. Кофе очень вкусный.
– Тогда наливайте еще. Если, конечно, вы похвалили его не из одной только вежливости. Сегодня не будет ни репетиции хора, ни других мероприятий. Не выпьете вы – я просто вылью остатки. Меня, кстати, зовут Тони. Тони Палмер.
Тони протянул руку для приветствия. Джесс неловко пожала ее, стараясь не коситься на вырез джемпера, хотя ей хотелось узнать, что под ним – пасторский круглый воротничок или обычная мужская сорочка. Для викария Тони был чересчур дружелюбен. Чересчур прост в общении.
– Вы служите здесь…
– Правильно, викарием! – Он налил себе кофе, положил на блюдце печенюшку. – А вас как зовут? Впрочем, можете не отвечать, если не хотите.
Джесс действительно не хотелось отвечать, но, поскольку она пила кофе, сваренный Тони Палмером, и ела его печенье, отказ выглядел бы грубо.
– Меня зовут Джесс. Джесс Моран.
– Рад познакомиться, Джесс. Добро пожаловать в храм Всех Святых. Даром что в такую холодный вечер, как нынче, я первый готов признать: наша церковь – не самое приятное место.
Палмер нарочито поежился в своем кошмарном джемпере и снова улыбнулся. Улыбка была очень милая, однако Джесс не дала себе раскиснуть. Незачем преподобному Палмеру обольщаться на предмет ее набожности. Это правда, они с бабулей не пропустили ни одного выпуска «Благодарственных псалмов»[6], но смотрели передачу ради собственно псалмов. Всегда пели вместе с хором (дело облегчала бегущая строка внизу экрана). Именно так Джесс поняла, что у нее есть голос. Саму службу бабуля не жаловала. Говорила, в церкви полно досужих теток, им больше заняться нечем, кроме как букеты у алтаря ставить да кости перемывать тем, у кого забот полон рот, кто за выживание борется.
Джесс пожала плечами:
– Вообще-то я не религиозна. Я просто… шла мимо.
– Не смущайтесь. Люди приходят сюда по разным причинам. Мы привечаем каждого. Кроме тех, конечно, которые норовят стащить подсвечник. Всем прочим я рад, не важно, приходят ли они поговорить, посидеть в тишине или выпить чашку весьма посредственного кофе. Церковь, знаете ли, нуждается в людях. Без них это просто каменная коробка.