В Мцхете поезд стоял минут 5. Дело в том, что через полчаса дороги Анка вдруг стала очень быстро грустнеть. Причиной являлось чрезмерное количество выпитого, не в смысле алкоголя, а в смысле жидкости. Так вот, в Мцхете им удалось это дело поправить, правда, на виду у всего поезда, ну, может быть, спрятавшись от первого вагона...
Тем не менее, в Тбилиси мы прибыли все вместе, правда, я немного испекся на солнце. В электричке сказали, что комнату можно снять чуть ли не за 1 лари, в итоге это стоило 4, но оказалось очень здорово.
Хозяйка была русской и постепенно прониклась к нам материнской нежностью. Поведала свою историю - дочка и ребенок живут с ними, а муж дочки уехал в Москву на заработки, а теперь звонит и говорит, что девочки их там кормят, поют, прибирают и спать с ними ложаться, на что дочка отвечает - ну так там и оставайся, а он, по-видимому, там и остается.
Но я забежал вперед. Итак, прежде чем мы доехали до этого Зазишвили, 55 (узенькой горной улочке, серпантинещейся метров на 150 вверх), мы долго шатались по привокзальному рынку, на сколько я понял = самому оживленному месту в городе.
Идя на прогулку, мы снова шатались по рынку, потом уехали на Руставели. В каждом вагоне метро по 4 солдата... Метро до 11. Почтамт тоже на Руставели. В гостинице Иберия живут беженцы из Абхазии.
К этому моменту мандат российских миротворческих сил в Абхазии продлили до 1 января, как Грузия этому не противилась. Но, говорят, грузин туда уже стали пускать. Так что должны начинать возвращаться.
Руставели был подсвечен желтым и зеленоватым. Из окна дома правительства торчала пальма. Мы сидели под зонтичным кафе и кока-колой с мороженым я приходил в себя после электрички...
Позвонил домой - как всегда, в автомате что-то не сработало и разговаривал минут 15 совершенно бесплатно, правда, крича.
На обратном пути купил эту самую злополучную бутылку Хванчкары...
Дома все было теплым, южным и, почему-то, невыносимо знакомым. Может быть, по духу напоминало Гантиади, куда мы несколько лет ездили на море...
Несколько раз ко мне обращались по грузински с вопросом = сколько время? Особенно забавно это выглядело, когда такой вопрос задал мужик, вышедший на балкон с кукушечными часами. Нас как раз провожала соседка-мороженщица (там довольно много продавщиц, тащущих картонную коробку и кричащих мааароженоеееее, в стааакааанчиках...) Мороженое было классным.
Ну да ладно, съехали мы на рынок, позавтракали различными дынями, лавашами, хачапурями и пивом, да тронулись. Жара. У монастыря в Мцхете посадили Анку в тень, а сами пошли добывать воду. Потом стало легче. Проехали таблички - "Рокский перевал закрыт" и "Крестовский перевал открыт". Это нас устраивало.
Часов в пять пришла в голову идея встать. Пошли исследовать сзезд с дороги, но сзезд шел к форменному мужику, охраняющему водоохранную зону.
Решили, вроде вполне единодушно, что можно еще ехать. Но началось водохранилище, потом поселок, а потом Антон узрел на противоположном склоне упиливающую вверх дорогу, решил, что это - наша, и запаниковал. Анка предложила меня убить. Я доставал бинокль и доказывал, что дорога другая, вроде убедил, но вскоре показалась плотина уже настоящего здоровенного водохранилища. Спасая свою жизнь, я был уже согласен вставать под плотиной... Но это было действительно хреново. Поэтому поднялись метров на 200 - высота плотины - и увидели, что за ней встать невозможно - берега крутые, как и положено вверху долины... Едем дальше, вода тоже все дальше. Вечереет. Я чувствую себя коллективным самоубийцей и готовлю речь про то, что мои друзья как-то переночевали без воды и это был один из лучших походов в их жизни.
Потеряв надежду спуститься к воде, стал искать ее в долинах. Антон поначалу смотрел на это одобрительно, потом с усмешкой, а потом злобно, как на трату оставшегося светлого времени. К счастью, как раз в этот момент вода нашлась, замечательный горный ручей с кучей мест для палатки.
Мы, особенно я, были спасены. И я собирался отметить это спасение вином с лавашом. Однако не вышло. Через полчаса после нас приехали два местных парня с двумя девушками и еще через полчаса они пришли за нами и утащили к своему костру.
Потом мы туда привели и Анку, поначалу оставленную в палатке. (Попрощайся с Аней, говорил Антону Коба - Якоб очень популярное имя, а Каха (Николай) добавлял - хоть и не надолго уходишь, так принято).
Грузины говорили какие-то односложные, хотя и очень радушные тосты, Анка же, полгода жившая в Тбилиси, совершенно поразила меня внезапно проснувшимся в ней красноречием.Потом Анку увели, а сами мы еще долго не могли тронуться с места.
Что было дальше - я помню смутно. Кажется, это была чача. Пили по кругу, потом из рога (рог этот остался у Антона на память). Они собирались ехать в свое Душети, но не смогли... Антон потащил меня к палатке, я же сказал, что пойду сам, пойду блевать в ручей. И пошел, правда, сразу упал.
Я уже давно заметил это свое новое свойсто - пьется легко, но потом - хреново. До ручья я дошел, даже вернулся, но когда залез в палатку, а спят эти странные люди головой от входа, почувствовал настоятельную необходимость вылезти снова. После нескольких итераций я просто заснул лежа ничком на улице, с ногами, торчащими в палатку, уткнувшись головой во что-то мягкое, возможно, это было коровье дерьмо.