Выбрать главу

(29) Достаточно у меня, по-твоему, причин стремиться сюда, жить в этом месте, любить его?12 Ты раб города, если тебе не захочется приехать. Если бы захотелось! Твое пребывание будет больше всего рекомендовать мою маленькую виллу и ее достоинства. Будь здоров.

18

Плиний Маврику1 привет.

(1) Найти учителя детям твоего брата?2 Мог ли ты дать мне поручение более приятное? Благодаря тебе я возвращаюсь в школу: я словно опять переживаю те чудесные годы; сижу, как бывало, среди юношей и проверяю, каким авторитетом пользуюсь у них за свои занятия. (2) Недавно в многолюдной аудитории в присутствии многих людей нашего сословия молодежь расшалилась и раскричалась вовсю; я вошел – все замолчали. Я не упоминал бы об этом, не будь это больше к их чести, чем к моей, и не желай я тебя обнадежить: сыновья твоего брата смогут получить хорошее образование. (3) Остается мне переслушать всех учителей3 и написать тебе, что я думаю о каждом. Я постараюсь (насколько это достижимо в письме), чтобы тебе представилось, будто ты сам их всех слушаешь. (4) Мой долг перед тобой, перед памятью твоего брата выполнить дело – тем более такое – совестливо и усердно. Не важнее ли всего для вас, чтобы дети (я сказал бы «твои», но ты ведь теперь любишь их больше своих собственных) оказались достойны такого отца и тебя, их дяди? (5) Если бы ты не поручил мне эти хлопоты, я бы сам взялся за них. (6) Я знаю, что, выбирая учителя, навлечешь на себя много обид4, но ради детей твоего брата мне следует переносить не только обиды, но и вражду так же спокойно, как переносят их родители ради своих детей. Будь здоров.

19

Плиний Цериалу1 привет.

(1) Ты уговариваешь меня прочесть мою речь перед многочисленным дружеским собранием. Я послушаюсь твоих уговоров, хотя сомнения у меня сильные. (2) Я хорошо знаю, что судебные речи в чтении почти не заслуживают имени речей, потому что теряют свою пламенную напористую убедительность, которая их и рекомендует. Оратора воодушевляют и собрание судей, и знаменитые адвокаты, и ожидание исхода, и славное имя не одного актера, и участие слушателей в судьбе разных сторон. Прибавь жесты говорящего, его манеру войти, ходить взад и вперед – эту живость движений, соответствующую каждому волнению души. (3) Поэтому те, кто говорит сидя2, делают уже тем, что они сидят, свою речь слабее и незначительнее, хотя повторяют большую часть того, что говорили стоя. (4) Глаза и руки, так помогающие оратору, читающему не окажут никакой помощи. Неудивительно, если слушатели, не прельщаемые ничем внешним и ничем не уязвленные, засыпают.

(5) Добавь, что речь, о которой я говорю, полна боевого задора3. Природой уже так устроено: мы думаем, что написанное с трудом, с трудом и слушается. (6) И найдется ли такой понимающий слушатель, который не предпочтет приятную звучную речь строгой и сжатой?4 Этот спор вообще нелеп, однако, как это обычно и случается, слушатели требуют одного, а судьи другого, хотя, казалось бы, на слушателя должно оказывать особенное впечатление то, что больше всего взволновало бы его, будь он судьей. (7) Возможно, впрочем, что и в этих затруднительных обстоятельствах книга эта привлечет своей новизной – новизной для нас: у греков есть нечто – хотя и другое, но вообще сходное. (8) У них было в обычае упреки новым законам за их предпочтение старым опровергать сравнением с другими законами5. И мне пришлось, доказывая, что мои требования основаны на законе о вымогательстве, сопоставлять их и с этим законом, и с другими. Уши невежд ничто не ласкало, но речь понравилась людям, сведущим тем больше, чем меньше удовольствия доставила несведущим. (9) А я, если решусь цитировать, приглашу цвет учености.

Стоит ли мне читать? Обдумай еще хорошенько. Взвесь все мои доводы за и против и выбери решение разумное. В ответе будешь ты: меня извинят за любезное приглашение. Будь здоров.

20

Плиний Кальвизию1 привет.

(1) Приготовь асс и выслушай прелестную историю, вернее, истории: новая напомнила мне о старых, а с какой я начну, это неважно.

(2) Тяжело хворала Верания, жена Пизона, того самого, которого усыновил Гальба. Приходит к ней Регул. Во-первых, что за бесстыдство – прийти к больной, которая его ненавидела и мужу которой он был заклятым врагом2. (3) Хорошо, если бы только пришел! Он усаживается у самой постели и начинает расспрашивать, в какой день и какой час она родилась. Узнав, нахмурился, уставился в одну точку; шевелит губами, играет пальцами: что-то высчитывает. Долго мучил он ожиданием несчастную; наконец заговорил: «ты переживаешь критическое время, но выживешь. (4) Чтобы тебе это стало понятнее, я поговорю с гаруспиком; я часто с ним советовался»3. (5) Тут же приносит жертву и заявляет, что внутренности подтверждают указания светил. Она, доверчивая, как и естественно для опасно больной, требует таблички и отписывает Регулу легат. Скоро ей стало хуже; умирая, она воскликнула: «негодяй! вероломный клятвопреступник, нет, больше чем клятвопреступник!» – он клялся ей жизнью сына4. (6) Для Регула это преступление частое: он привык призывать гнев богов (которых ежедневно обманывает) на голову несчастного мальчика.