(3) Об утраченном он горюет без ума. У мальчика было много лошадок и верховых, и упряжных, были собаки, крупные и маленькие; были соловьи, попугаи, дрозды4; всех Регул перебил около погребального костра. (4) Это уже не горе, а выставка горя. Людей к нему приходит видимо-невидимо; все его клянут, ненавидят – и устремляются к нему; толпятся у него, как у человека, которого уважают и любят. Выскажу свою мысль коротко: выслуживаясь перед Регулом, Регулу уподобляются.
(5) Он живет за Тибром, в парке; очень большое пространство застроил огромными портиками, а берег захватил под свои статуи5. При крайней скупости он расточителен; в крайнем позоре – хвастлив. (6) В самое нездоровое время он не дает покоя городу6 и утешается тем, что не дает покоя.
Он говорит, что хочет жениться: и это, как и все прочее, противоестественно. Ты услышишь вскоре о свадьбе человека, которого постигло горе, о свадьбе старика. (7) Она и преждевременная, и запоздалая. Ты спрашиваешь, почему я это предсказываю. (8) Не по его утверждениям (нет ведь человека лживее Регула), но несомненно, что Регул сделает то, чего делать не следовало. Будь здоров.
3
Плиний Аррию Антонину1 привет.
(1) Что ты был дважды консулом, похожим на консулов старых времен, что таких проконсулов Азии, как ты, и до тебя, и после тебя вряд ли было один-два человека (уважая твою скромность, не могу прямо сказать: ни одного не было); что по чистоте своих нравов, по авторитетности и возрасту ты первый в Риме2 – все это прекрасно и внушает уважение, (2) но я еще больше удивляюсь, глядя, каков ты на покое. Смягчить эту строгость ласковостью, соединить предельную важность с такой же приветливостью – это и трудно и прекрасно. Этого же ты достиг в своих таких сладостных беседах и особенно в своих писаниях. (3) Ты говоришь – это медовая речь Гомерова старца3; твои писания пчелы наполнили цветочным медом4. Такое впечатление было у меня, когда я недавно читал твои греческие эпиграммы и мимиямбы5. (4) Сколько в них тонкого вкуса и прелести, как они сладостны, сколько в них любовного чувства, как они остроумны и правдивы! Я думал, что держу в руках Каллимаха, Герода или что-то еще лучшее. Ни тот ни другой, однако, не достигли совершенства сразу в обоих этих видах поэзии, да обоими и не занимались. (5) Ужели римлянин так говорит по-гречески? Клянусь, я сказал бы, что в самих Афинах нет такого аттического духа. Завидую грекам, что ты предпочел писать на их языке. Нетрудно догадаться, как бы ты заговорил на родном, если сумел создать такие прекрасные вещи на чужом, к нам ввезенном. Будь здоров.
4
Плиний Сосию Сенециону1 привет.
(1) Я очень люблю Варизидия Непота2; это человек деятельный, прямой, красноречивый, что для меня, пожалуй, самое главное. Он близкий родственник Г. Кальвизия3, моего друга и твоего знакомого: сын его сестры. (2) Дай ему, пожалуйста, полугодовой трибунат4: это возвысит его в глазах дяди и в его собственных. Обяжешь меня, обяжешь нашего Кальвизия, обяжешь самого Непота: он такой же добросовестный должник, каким ты считаешь меня. (3) Ты многим сделал много доброго, смею утверждать, что никому лучшему не сделаешь; таких же хороших найдется один-два. Будь здоров.
5
Плиний Юлию Спарсу1 привет.
(1) Рассказывают, что Эсхин прочел родосцам2 по их просьбе сначала свою речь, а потом Демосфена – обе при шумном одобрении. (2) Не удивляюсь, что оно выпало на долю таким мужам, если мою речь совсем недавно люди образованнейшие в течение двух дней слушали с таким вниманием, таким сочувствием, даже с таким напряжением, хотя его не усиливало ни сравнение с другой речью, ни что-либо похожее на сравнение3. (3) Родосцев волновало не только достоинство речей, но и острое желание сравнивать; моя речь понравилась, хотя выгод соперничества и не было. По заслугам ли? ты это увидишь, прочитав книгу, объем которой не позволяет предисловия более длинного, чем само письмо. (4) Надлежит быть кратким там, конечно, где можно; краткость в письме тем извинительнее, что самое книгу я растянул, в соответствии, правда, с объемом самого дела. Будь здоров.
6
Плиний Юлию Назону1 привет.
(1) Имение в Этрурии выбило градом; из Транспаданской области сообщают об очень большом урожае и такой же дешевизне; только у меня и доходу что с моего Лаврентинума. (2) Там у меня ничего нет, кроме крыши над головой, огорода и песков сразу же за ним – тем не менее только с него у меня и доход2. Там я больше всего пишу, возделываю не поле (его у меня нет), а занятиями собственный ум, и, как показывают в других местах полный амбар, так здесь ящик со своими писаниями3.