Показ открывает модель в атласном топе и черной хипстерской юбке с поясом, расшитым серебристым, мерцающим под софитами, и черным бисером. В одной руке у нее черная атласная сумочка с маленькой серебряной застежкой, в другой бокал для коктейля. Я решила открыть вечер головокружительной инъекцией гламура. Скользящей походкой модель проходит по деревянному полу к камину. Зрители провожают ее восторженными аплодисментами. В этот момент я вижу Эмму, мою школьную подругу. Она садится на стул в заднем ряду. Ее трудно не заметить. Рост Эммы почти шесть футов, и в школе, когда мы играли в нетбол, она всегда была голкипером. Одними губами она говорит мне «Привет» и раскрывает программку.
Сэм, где ты?
Начинает звучать песня «Убийство на танцполе» Софи Эллис-Бекстор. Выходит следующая модель, та капризная Генриетта, огорченная, но решительная, с волосами, завязанными в конский хвост. Ее мать, сидящая в первом ряду, с обожанием смотрит на дочь. «Генриетта и мать» всегда вместе, в одной упаковке, словно шарик и веревочка. Мать у Хен хромая, но при деньгах, и если ее усадить в углу моего бутика в шезлонг, задобрить несколькими бокалами чего-нибудь этакого и вообще обращаться с ней как с королевской особой, она скупит своей дорогой дочке Генриетте почти весь мой ассортимент. «Все, что тебе нравится, я не против», обычно бормочет она в сгущающемся тумане. Сэм часто интересуется: была ли у меня та «старая жаба в углу»? Он знает, что если была, то его ждет удачная ночь.
Когда песня достигает своего апогея, Генриетта театрально поворачивается, бросает быстрый взгляд на мать – та сразу одобрительно стучит о пол своей палкой – и покидает зал. Пока все идет хорошо. Все переговариваются, в зале стоит шум. Зрители с интересом заглядывают в программки, что-то записывают – а это всегда хороший знак.
Следующая девушка появляется, вальсируя, в вечернем платье с узором «зебра» и с красной шалью. Это один из моих любимых образцов. Ее волосы окрашены в черный как смоль цвет, коротко острижены, с острой челкой – стиль «Чикаго». Поет Стиви Уандер, «Предрассудки». Я ерзаю на стуле. Эта песня всегда напоминает мне о доме. О школьных годах. Я словно услышала крик из маминой студии «Выключи этот чертов шум!», когда из спальни сестры целыми днями звучало «Я просто позвонил, чтобы сказать, что я люблю тебя!». Совсем другой мир.
Я вспоминаю о Беллс. У меня перед глазами возникает ее письмо, торчащее из моего кожаного ежедневника, ее знакомый, аккуратный почерк. Я даже не открыла его. Каждое ее письмо вызывает у меня обострение чувства вины, потому что никогда не отвечаю на них. Хочу, но мне мешает то одно, то другое – поездки за границу, работа, рестораны, занятия йогой, вечеринки, Сэм…
– Неужели трудно сесть и написать ей хоть одно письмо? – ругает меня папа. – Она будет очень рада.
В конце шоу все модели выходят к зрителям. Фотограф из «Татлера» делает финальный снимок.
– В заключение я хочу поблагодарить мистера Тодхантера за то, что он позволил мне воспользоваться для организации показа его восхитительным домом. Тем более что я обратилась к нему не заблаговременно, а совсем недавно, – объявляю я. Под общие аплодисменты я жму ему руку. – Прошу всех не уходить. Будет фуршет. Еще раз спасибо всем, кто сегодня пришел.
Я пожимаю руки, чмокаю в щеки, двигаюсь сквозь толпу в ореоле комплиментов, слыша «Чудесное шоу, Кэти», или «Изумительно», или «Дорогая! Ты выглядишь на миллион долларов». Мой бокал постоянно пополняется шампанским, а во мне бушует адреналин. Ив сообщает мне, что фотограф хочет сделать мою фотографию для газеты. Я приветствую его и изображаю свою лучшую улыбку, стараясь не показывать слишком много зубов.
– Благодарю, – говорит он, сфоткав меня, и добавляет: – Шикарное шоу.
– Спасибо, что пришли, – отвечаю я и на секунду едва не теряю равновесие. Хмель уже подобрался ко мне. Хорошо бы парень заретушировал потом эти противные красные пятна на моих щеках.
Теплая рука, скользнув по моей талии, поворачивает меня на сто восемьдесят градусов.
– Сэм.
– Поздравляю, детка, это была сенсация. – Он целует меня. Его упругая кожа нежно касается моей щеки.
– Ты пропустил половину. – Я улыбаюсь, а не укоряю, моя нервозность улеглась при виде него.
– Я видел лучшую половину.
– Извини за то, что я рявкнула на тебя, Сэм. Это был мой обычный приступ паники перед шоу.