Неожиданно Подсолнух попала в комнату, освещённую множеством свечей. Странно, люди редко теперь зажигают свечи. На полу, в окружении дрожащих огоньков, сидела девочка в розовой пижаме и рисовала.
Пролетая, Подсолнух глянула мельком и остолбенела. На бумаге распускался её любимый цветок: коричневый в середине, с золотыми лучами-лепестками.
Как только Художница отвернулась, Подсолнух закрыла глаза, поднатужилась и материализовала руку. Она коснулась картины – и что-то влажное, жёлтое осталось на пальце.
Художница заметила погрешность и скривила рот, запуская пятерню в непослушные короткие каштановые кудряшки.
– Интересно, это я пропустила или муза моя расшалилась?
Подсолнух никогда не разговаривала с людьми. Родители строго-настрого запрещали ей с ними связываться. Но сейчас, расстроенная, что испортила рисунок, она прошептала:
– Прости.
Художница испуганно оглянулась:
– Кто здесь?
Подсолнух стала медленно появляться, начиная с поникшей головы.
– Прости. Это я испортила шедевр.
Художница разглядывала возникшую из воздуха страшненькую девочку в длинном платье болотного цвета. Её печальный вид приободрил её, и она несколькими мазками исправила пострадавший участок. Лепесток вновь засиял желтизной солнца. Она схватила картинку и протянула незваной гостье.
– Видишь, всё в порядке! Хочешь – забирай!
Подсолнух с завистью посмотрела на рисунок и вздохнула:
– Никак.
– Моё дело – предложить, – буркнула Художница. – Кто же ты такая? Как тебя зовут?
– Я призрак. Зовут меня Подсолнух, – представилась гостья.
Художница прищурила глаза, почти такого же цвета, как у Подсолнух, и хохотнула:
– Ха-ха. Настоящий призрак! Как Каспер? Я догадывалась!
И она тряхнула пружинками кудряшек.
– Каспер – это твой знакомый призрак? – осторожно спросила Подсолнух.
– Можно сказать и так. Но мы едва знакомы, – улыбнулась Художница. – Имя у тебя странное. Думаю, даже для призрака. Почему Подсолнух?
– Имя я выбрала себе сама, – взбодрилась Подсолнух, и ей почему-то захотелось рассказать о себе. – Мне всегда нравились эти цветы и нравилось, что они тянутся к солнцу, так же как и я. Жаль, что нельзя хотя бы один забрать в Тёмный Уголок. Тогда бы у меня было собственное солнце. Но папа надо мной посмеивается и говорит, что у них уже есть одно солнце – это я, и другого им не надо. Но какое я солнце. Нет, конечно. Я скорее луна.
Художница взлохматила свои тугие кудряшки и неожиданно рассмеялась:
– Ты такая забавная! Никогда не думала, что призраки такие милые!
Подсолнух высоко подняла уголки губ, улыбнувшись счастливой подковой.
– А меня всегда пугали людьми. Но ты мне нравишься, – призналась она. – Как тебя зовут?
– Ну раз ты сама придумала себе имя, то и я хочу, – сказала девочка. – Зови меня Художницей. У нас, кстати, одинаковые глаза. Мне это нравится!
Художница схватила с тумбочки расчёску с зеркалом и поглядела на свои золотисто-карие глаза. Потом протянула зеркало призраку. Подсолнух не стала разочаровывать девочку и говорить, что она не отображается в человеческих зеркалах.
– Почему ты не спишь? Ночью люди спят. Вам ведь нравится день, а не ночь, – спросила она Художницу.
– Я люблю и день, и ночь. Ночь даже больше. Но мама… Она тоже говорит, что ночью нужно спать. Бе-е! Но сейчас она в отъезде. Я сама себе хозяйка! Хочу – сплю, хочу – пою. Могу даже в школу не ходить! Хи-хи. В конце концов, мне уже четырнадцать! Да и школ этих было уже столько! Мы постоянно переезжаем. Правда, сейчас никакой школы нет – каникулы. Но осень уже почти наступила, значит, скоро снова уроки. Ненавижу! – Художница сделала паузу и добавила: – Тем более у меня горе. Я поднимаю себе настроение. И… ещё боюсь грозы…
– С грозой понятно. А что за горе? Я могу помочь? – Надо же как-то загладить вину перед ней за испорченный рисунок.
Художница покачала головой.
– Понимаешь… Я люблю его, а он любит другую. Это и понятно: за что меня любить? Я не такая, как все, я хуже, я… Ну знаешь, как будто на меня что-то налипло. Словно я запачкалась… в болоте… и не отмыться. А впрочем, неважно. Мама, как всегда, найдёт себе работу в другом городе, и мы снова переедем. Зачем мне все эти мальчики? И вот я решила отвлечься и нарисовать что-нибудь жизнерадостное.
– Цветок – как живой! Нет, даже лучше! Он ярче! – восхищённо сказала Подсолнух. – Мне так жаль, что я не могу его забрать. – Уголки её длинного лягушачьего рта трагично повисли.