– Островные тайные миры, – повторил Гном.
Я же продолжала скромно молчать.
– Тайные миры прячутся на чердаках, в дуплах деревьев, на дне лесных озёр, в подвалах заброшек. Тайные миры похожи на маленьких осторожных зверят, их сложно увидеть, ещё сложнее поймать. Только дети могут. Благодаря внутреннему свету, который озаряет миры и выхватывает их из тёмных углов.
– А я, наоборот, хочу скорее вырасти. Надоело быть ребёнком, – сказал непосредственный Гном.
– На самом деле мы не делим людей на детей и взрослых, – уточнила Бархата. – Мы делим их на Лампы, Свечи, Светлячков и сам свет. Когда горит свеча, свет прикован к ней. В Светлячках свет может путешествовать, а просто свету, СамСветам, доступно всё.
– И мы СамСветы, – подытожил брат.
– Гном! – возмутилась я.
Иногда его непосредственность всё-таки раздражает!
– Что? – не понял Гном. – Не будь ты СамСветом, разве бы сидела с Бархатой и болтала бы с пледом?!
– Я дракон! – пискнул Плед из-за спины Бархаты.
– Да, ты прав. Вы – СамСветы, – подтвердила Бархата. – И я хочу пригласить вас в гости. Вы же ко мне собирались? Я нашла ваше письмо.
– Но мы уже у тебя в гостях, – робко сказала я, первый раз обратившись к Бархате.
– У меня есть ещё один дом. Настоящий. Хотите его увидеть? Это мой тайный островной мир – Тёмный Уголок.
– Конечно, хотим! – обрадовался Гном.
– Тогда приглашаю вас завтра.
– А как мы найдём дорогу?
– Пойдём за внутренним светом? – предположил Гном.
– Дракон вас проводит, – ответила Бархата, и Плед кивнул треугольной мордочкой.
Бархата встала, и мы поднялись тоже. Она взяла нас за руки. Я думала, ладонь её будет тёплой, как и вся Бархата, но её прикосновение неожиданно оказалось холодным, и мои пальцы сразу стали замерзать.
Мы очутились в детской.
– Смотрите, – сказала Бархата.
Пол в комнате покрывали серебристо-голубые следы и следочки. Одни едва виднелись, другие бросались в глаза сиянием.
– Это следы тех, кто прошёл через ваш дом. Лунная пыль остаётся на следах, и они светятся, – пояснила Бархата.
– Лунные следы, – сказала я, сердито отмечая искрящиеся мазки, ведущие под мою кровать.
– А вот мои следы.
Бархата сделала шаг назад, и мы увидели аккуратный след её туфельки – треугольник и широкую точку каблучка.
– Бегите по моим следам – и придёте ко мне, – сказала Бархата. – А теперь пора прощаться. До завтра.
И Бархата выпустила наши ладони.
Анжела Князь
Просто запись 1
Даже не верится, что бо́льшую часть своей жизни я проведу без него, зная, что он где-то рядом и одновременно так далеко…
Он, может, будет бывать в моём доме и даже смотреть, как я сплю… Да кого я обманываю… Он больше никогда не придёт. Тряхнёт головой, чтобы забыть обо мне. А я забывать о нём не хочу.
Подорожники, кем была я и другие дети, приходящие в Тёмный Уголок, долго там не задерживаются, – и, когда решают уйти, вернуться шанса у них больше нет. От него останутся лишь смутные видения, словно интересный сон, который силишься вспомнить утром, но не можешь.
Поэтому я решила всё записать. Хотела по датам, как и принято вести дневник, но я даже не помню, в какой день побывала в Тёмном Уголке впервые. Железнодорожный билет так мною затискан, что все надписи стёрлись, и ничего уже не разобрать, а высчитывать я не хочу. Да и кому нужны эти даты – точно не мне. И не ему. Его совсем не интересует, первое июля сегодня или тридцатое. Он слишком долго жил, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
Поэтому так. Просто записи. Поехали.
Начало моей второй жизни – это июльская ночь в поезде, когда мы Счастливой Семьёй возвращались домой из Питера, где гостили у бабушки моей сводной сестры Джин.
Питер, наплевав на середину лета, был мерзок, холоден и дождлив. Даже Джин пришибленно стояла, натягивая капюшон ветровки на глаза. Я тоже низко опустила голову, прячась от холодной мороси, и глядела на отражение луны в лужах на перроне.
Луна в луже. Кажется, её можно растоптать ногами.
«Что я жалок и не нужен, просто лунный свет на лужах», – выхватила я как-то фразу из интернета и теперь частенько прокручиваю в голове эти строки. Они обо мне.
Наконец мы погрузились в поезд. Прощай, дождливый холодный Питер.
Джин отогрелась и начала скакать по купе, как обезьяна. Точнее – как хорёк: такая же мелкая, даже для своих десяти лет, пронырливая, тёмная и острозубая. Забралась на верхнюю полку, резко соскочила вниз, бросилась к своему рюкзаку и достала маленький амулет – ловец снов. Он у неё коричнево-красный, на длинной цепочке, и она надевает его на шею, как кулон. Ловец очень потрёпанный, но она не расстаётся с ним: ей его сделала покойная мама. Да, бедняжка Джин – сирота, все вокруг неё вечно охают – жалеют крошку.