Сталин, выступая в 1946 году перед избирателями Бауманского района Москвы, сказал, что стране нужно побольше товарного зерна и побольше хлопка. Затем Хрущев, заняв место Сталина на главном посту, во время посещения Узбекистана в начале шестидесятых поставил кардинально эту задачу перед «дорогими хлопкоробами». Я это слышал сам, работая редактором газеты «Комсомолец Узбекистана». Суть требований сводилась к следующему: вы нам, дорогие хлопкоробы, дайте как можно больше хлопка! Вы нам дадите хлопок, а мы вам — хлеб, мясо, молоко, масло и все остальное... Указания генсеков, как известно, не обсуждались, а выполнялись.
Преображенные земли Голодной степи шли под одну — главную — культуру полей. Ради этого все и делалось. Незначительные по отношению к посевам хлопчатника доли пашни отводились садам, крестьянским огородам, виноградникам. Горы хлопка росли и росли. В последний год Советского Союза «белое золото» среднеазиатских республик весило около 9 миллионов тонн. Ордена и медали сюда возили вагонами, а есть было нечего. Лепешка да чай — вот и все калории. Знаменитые пловы на разные вкусы — бухарский, ташкентский, ферганский — только по праздникам. Когда экспедиция наша работала в Голодной степи, мы встретились с потрясающим случаем. Всякое подсобное частное хозяйство в масштабном социалистическом, наличие собственной скотины, мягко говоря, не поощрялось, тем более что Большой человек из Москвы ведь пообещал золотые горы... И вот, зайдя в один из домов, мы были шокированы и приятно удивлены изобретательностью его хозяина, державшего уже не один год свою буренку на втором этаже... Никакие парткомиссии даже предположить не могли о таком. А дети одного из тысяч дехкан имели натуральное свежее молоко.
Обратимся к последним годам Советского Союза. За 20 лет — с 1965 по 1986 год — в республиках Средней Азии было освоено и введено в оборот 2 миллиона 500 тысяч гектаров новых земель.
Верхи требовали — низы выполняли: больше хлопка — богаче Родина! Не до моря, видно, было, коль Родина станет процветать. Помнится, среди партработников ходили иезуитские поговорки: хлопок не посадишь — тебя посадят; хлопок не уберешь — тебя уберут.
Требуя увеличения производства хлопка-сырца, власть выжимала из крестьян последние соки. Да и не только из них, ведь на его сбор — ручной сбор, который всегда превалировал, — насильно отправляли на колхозные поля и сотни тысяч горожан, не говоря уж о студентах и школьниках. В учебных заведениях республик Средней Азии на два осенних месяца — время сбора хлопка — основным контингентом оставались сторожа да охранники, старики в основном.
Что могла сделать, на что способна была власть на местах? Так сказать, нижняя власть. Наверное, что-то могла. Но против ветра встают обычно спиной, когда надо... сходить до ветра. Может быть, такое чисто психологическое свойство человека и не позволило никому из первых партийных секретарей ЦЭКА или ОБКОМОВ поднять голос, кстати, даже в годы перестройки и гласности, воспротивиться политике Минводхоза. Даже тогда, когда его министр Николай Васильев, похоронив в земле бездарно не один миллиард рублей, отвечая на наши вопросы во время стихийной пресс-конференции в его ведомстве в Москве, подобострастно и уверенно говорил: «Потеря Арала обойдется нам... в 90 миллионов рублей». Другой человек, заменивший Васильева на посту министра, П. Полад-заде, выступая уже в Нукусе на совещании партхозактива, недвусмысленно произнес: «Пусть Арал красиво умирает». И он умирал. Но не как человек, а как зверь, терзая всё и всех, мстя и продолжая мстить по сей день за поруганную честь быть морем, называться морем, оставляя после себя злую, безжизненную пустыню — Аралкумы.
Что могли и как могли противостоять низы верхам, я увидел во время аральской экспедиции. Я вел дневник и теперь могу отослать читателя к той записи, которая сделана в Нукусе, в понедельник 3 октября 1988 года.
«В 10 часов утра экспедиция в полном составе расположилась в зале заседаний областного комитета партии. Мы никому не задаем вопросов, как прежде — в Душанбе, Фергане, Ташкенте или Кзыл-Орде. Мы участвуем в обсуждении. В этом зале собрался партийный, советский и водохозяйственный актив. Речь идет о случившемся, о виновниках, о путях возврата Арала в прежнее состояние. О случившемся все говорили в один голос: трагедия налицо, фактов и примеров для ее подтверждения тысячи. Но вот доходим до виновников, и — стенка на стенку. Мы говорим о вине водников. А они оглядываются назад, кого-то ищут позади себя. Нет, я не встретил за два месяца работы экспедиции ни одного водника, который бы хоть частично признал свою вину в гибели Арала, разбазаривании водных ресурсов.