Кому, если не матери? Даже если её у него и не было.
– Да вы хоть знаете, как мне жилось у этих Канов? – слова царапали ему горло, но Со говорил, больше не глядя на ту, которой было на него плевать. – Однажды они швырнули меня в огромное волчье логово. Я всю ночь боролся с дикими зверями, а потом устроил пожар. Убил и сжёг всех волков на той горе, а сам выжил. Моё тело было пропитано запахом горящей плоти…
Сейчас он тоже был пропитан этим запахом, только причиной была выжженная дотла душа.
Принц рассмеялся сквозь слёзы, словно безумец:
– А сумасшедшая наложница Кан всё время держала меня при себе, думая, что я её умерший сын. Однако когда она приходила в себя, то избивала и запирала меня, а потом начинала допрашивать, где её сын и почему вместо него рядом с ней какое-то чудовище. Это продолжалось по три-четыре дня. Мне не давали даже глотка воды, и никто не приходил ко мне…
– Ну и что? – у королевы Ю не дрогнула ни одна мышца на прекрасном лице, полном безразличия, словно она действительно не была его матерью. Не дрогнула душа, словно её и не было вовсе.
– И что? – переспросил принц, чувствуя, как его рот дёргается от накатившей обиды. Ему нужно было покончить со всем этим, вырвать из себя последним мучительным усилием, потому что нести это непосильное бремя он больше не мог.
Ван Со поднял взгляд на женщину, которой мешал жить. Странно, она наконец-то взглянула на него – но как!
– Мать признаёт только тех сыновей, кем можно гордиться. А ты – мой позор и моя ошибка. Поэтому я отправила тебя прочь, – королева цинично усмехнулась: – И всё же я отблагодарю тебя за преданность и подумаю, как это сделать.
Да, это был конец.
На смену горячим слезам, которые омывали лицо и душу Ван Со, вдруг пришёл могильный холод. Можно было больше ничего не делать и не объяснять: и без того всё было ясно.
Принц тяжело поднялся с пола и проговорил, заставляя себя смотреть в лицо той, что его родила, но так и не стала ему матерью:
– Обязательно запомните сегодняшний день. Вы вновь вышвырнули меня, но я больше не уйду. Запомните – настанет час, когда вам придётся смотреть только на меня.
А слёзы всё текли и текли, и не было им конца…
Он направился прочь из комнаты, едва понимая, куда идёт, а в спину его толкал злой испуганный крик:
– Что за бред! Если ты посмеешь что-нибудь сделать, навсегда покинешь Сонгак, наглец!
Однако уходить из дворца Ван Со не собирался.
Фонарики на старом персиковом дереве едва покачивались в танце с лёгким восточным ветром. В столь поздний час здесь не было ни души, и никто не видел, как четвёртый принц, пошатываясь, брёл из дворца королевы Ю, пока не наткнулся на каменные башенки, увенчанные горевшими свечами. Их было здесь несколько, таких рукотворных пирамид, под сильным и мудрым деревом. Их складывали матери, чтобы молиться за своих детей и посылать им добрые мысли вместе со своей любовью.
Ван Со пришёл сюда не нарочно, слепо глядя перед собой и так и не выпустив из рук окровавленный меч. Но стоило ему увидеть ясные огоньки свечей, которые, как материнские глаза, лучились теплом в темноте, – и он сорвался подобно случайной стреле с тетивы.
Отшвырнув меч, Ван Со принялся в исступлении крушить башенки, сбивая свечи и рыдая от одиночества и жалости к себе. Никто и никогда не собирал такую для него. Никто и никогда не молил Небеса о том, чтобы он был счастлив и здоров, хорошо ел, спокойно спал и думал о людях с добром. Так почему здесь должны выситься эти напоминания о том, что у него нет матери и некому помолиться за него в час скорби?
Почему?!
– Стойте! Остановитесь!
Ван Со ощутил, как сзади его обхватили чьи-то руки, силясь оттащить от рассыпавшейся пирамиды.
– Я уничтожу здесь всё! – надрывался не он, а хор его отчаяния, ревности, боли и нерастраченной любви, которая никому не была нужна. – Оставь меня!
Он кричал, пытаясь освободиться не только из слабых рук, но и из тисков всего того, что терзало его, не позволяя дышать. И если первое далось ему одним рывком, то второе было попросту невозможно, и, понимая это, принц свирепел ещё больше.
А за его спиной на земле сидела Хэ Су, которую он отшвырнул в неистовом порыве, и смотрела на свою руку, перепачканную в крови. Его крови.
– Кровь… – пролепетала она, поднимая на него огромные чистые глаза, полные ужаса.
– Да, – зашёлся безумным смехом Ван Со, наконец-то осознав, кто перед ним. – Это кровь. Кровь людей, которых я сегодня убил, – он указал на нетронутые каменные столбики, где ещё теплились свечи. – Матушка сложила эти камни для своих детей? Нет! Она должна просить о прощении меня. Меня! – его хрип перешёл в волчий вой, обильно сдобренный слезами. Принц остервенело набросился на ближайшую полуразрушенную башенку, но на его плечи вновь легли тонкие руки, упрямо оттаскивая его в сторону.