Оказавшись в кольце любимых рук и зарывшись лицом в душистые волосы, Ван Со почувствовал себя так, словно вернулся домой после долгого пути.
«Дом там, где моя Су…» – промелькнуло в его сознании, и он счастливо улыбнулся: так и есть.
Когда-то это уже было – это чувство истинного возвращения к себе. Было – и оборвалось на краю пропасти долгого одиночества. И вот теперь его видения, его грёзы и чаяния обрели плоть, тепло и свет.
Он наконец-то вернулся домой!
Ещё не совсем оправившись от шока, Ван Со крепко обхватил Хэ Су, забирая её к себе на колени и ощущая, как радостно и гулко бьётся у него в груди ожившее сердце, вытесняя страшную пустоту, а рядом, совсем рядом с ним в унисон раздаётся точно такой же прерывистый звук. И руки сжимались сильнее, и сбивалось дыхание, и губы шептали: «Прости меня! Прости…», а в ответ эхом слышалось: «Простите меня, Ваше Величество, простите за всё!»
Он простил. Давно простил её. Сразу же. И ему нечего больше было прощать. И желать – нечего. Потому что всё, чего он когда-либо желал всей душой, сейчас находилось в его руках.
А Хэ Су прощала его каждым своим прикосновением. Ван Со чувствовал это и улыбался, наконец-то избавившись от непосильной ноши – вековечного груза вины перед ней за свои ошибки. И ему сразу стало легко-легко, как никогда прежде.
Они оба были уже наказаны сполна, сверх своих грехов, которые искупили, каждый по-своему, но до последней капли. Суровая воля Небес, о которых сейчас Ван Со не хотел думать вообще.
Ощутив движение, он ослабил объятия, позволяя Хэ Су отстраниться, но лишь настолько, чтобы она подняла руку и ласково дотронулась до его волос, лба, висков, а затем и шрама, изучая его, совсем как тогда, перед ритуалом дождя. Нынешний шрам был не такой глубокий, яркий и длинный. Не такой значимый, он оставался на том же месте – на скате переносицы к левой щеке. Его происхождение было до смешного банальным – легкомысленное отсутствие защиты на тренировке по кэндо и дрогнувший в руках противника меч.
Ван Со не стал убирать и прятать этот шрам. И не жалел о нём. Нисколько.
Хэ Су долго-долго вглядывалась в его лицо полными слёз глазами, а кончики её пальцев невесомыми цветочными лепестками сперва робко, потом всё уверенней скользили по коже, вмиг ставшей невероятно восприимчивой, как бывало всегда, когда она касалась его. Такие знакомые ощущения… И такой родной, умиротворяющий запах её ладоней, пахнувших, как и прежде, травами и мёдом, а ещё розовым маслом.
Каждое прикосновение будило тысячу воспоминаний, которые не стерлись и за тысячу лет. И лишь теперь, в объятиях Хэ Су, оглушённый впечатлениями, которые испытывал, Ван Со в полной мере осознал, как же дико, по-волчьи он скучал по своей единственной возлюбленной, как безумно ему её не хватало.
Её лицо было так близко, что он отчётливо видел своё отражение в огромных бездонных зрачках, родинку на виске и белёсый пушок над верхней губой, а прядки шелковистых волос щекотали его шею.
Не в силах дольше оставаться вынужденно безучастным, Ван Со перехватил запястье Хэ Су, целуя середину её ладони и пальцы, странно холодные в эту тёплую ночь. Прижал их к своей щеке в попытке согреть, жмурясь от переполнявшего его наслаждения, и ощутил, как нежные руки на его лице сменились губами, отчего к щекам прилила кровь, и его тут же окатило горячей волной, а за ней следом пришла ещё одна, и ещё…
Он крепче притянул Су к себе, вновь с восторгом отмечая, как уютно, как естественно прильнуло к нему её тело, как знакомо и жарко, и удивлённый и напуганный силой и глубиной собственных чувств, прошептал ей в висок:
– Су, моя Су… Наконец-то… Наконец-то я нашёл тебя!
Он беспорядочно покрывал поцелуями её мокрое от хлынувших слёз лицо, а над ними порхали маленькие синие бабочки, и на расстилавшемся пологе ночи одна за другой вспыхивали звёзды, какие бывают только на небосклоне Корё…
Найдя податливо раскрывшиеся ему навстречу губы, Ван Со целовал Хэ Су, упиваясь её вкусом и запахом, то едва прикасаясь, то со всей страстью и напором. Время от времени, когда в годы одиночества и бесконечных поисков его одолевало отчаяние, он брал в руки цветы и касался губами восковых лепестков, пытаясь уловить хотя бы отголоски этих ощущений, но их не было. И быть не могло. Попробовав Хэ Су на вкус единожды, замены ей он так и не нашёл. Шелковистую прохладу её кожи, нежность прикосновений и дивный запах не могло заменить ничто.
Как ничто не могло заменить её руки, что медленно, будто поддразнивая, спускались сейчас от затылка к шее, минуя напряжённые плечи, ласково поглаживая его спину сквозь тонкую ткань, которая стала вдруг раздражающе лишней.