Ваше длинное письмо безумно меня вдохновило, вы единственная, кто меня любит. Клари, я так нуждаюсь в том, чтобы чувствовать, как ваша признательность окутывает меня, а ваша мысль следует за мной. Как я могу передать вам свою ПОТРЕБНОСТЬ в вас? Когда вы были здесь, одно ваше присутствие успокаивало меня. Теперь же, без вас, я нахожу эту жизнь слишком глупой, лишённой смысла, вкуса. Что для меня все эти вещи, которые я не могу объяснить, что для меня все эти идеи, о которых я не могу поговорить с вами, эти существа, которых я больше не вижу без вашего взгляда. Вы были для меня матерью, сестрой, подругой, возлюбленной. Вы мой двойник и моя чистая совесть; примете ли вы мою душу в свой багаж?
Вы сочтёте меня слегка безумным, но мне нравится говорить с вами о глупостях и серьёзных вещах и быть наиболее непоследовательным из существ.
Если и есть принцип, который меня ещё воодушевляет, то это идея о том, что я претендую на звание наиболее НЕОПРАВДЫВАЕМОГО из существ. Понимаете ли вы? Я не хотел бы ни социального оправдания, ни героического, ни влюблённого, ни божественного. Я упорствую в ужасающем саморазоблачении (и спасаюсь от этого опиумом). Возможно, когда я откажусь от любого оправдания, то найду оправдание ИСТИННОЕ.
Я пишу всё это очень быстро, в спешке, между трубкой и официальным визитом в город к новому Консулу, и через четверть часа я должен принудить себя к этому.
Это письмо не серьёзно, я лишь стремился позвать вас, обратиться к вам, как обращаются к духам в спиритических сеансах, дабы почувствовать ваше присутствие.
Доброго дня, Клари. Я думаю о вас и обнимаю от всей души.
Б.
Дружеский привет Максу.
U
Пондичерри, 11 ноября [1948]
Клари
Подруга, конечно, я последний из негодяев... какие тут могут быть комментарии? работа... вы знаете, что у меня её по горло все эти недели, настоящая жизнь сумасшедшего. А затем великая депрессия. Фобия писем. Я не написал ни слова своей матери с самого возвращения из Франции, только телеграммы. И напротив, вам я написал письмо, которое не стал отсылать, не знаю, почему; я только что нашёл его затерявшимся в моих ящиках и также прилагаю его к этому письму. Я часто думаю о Максе -- и пошлю вам копию упомянутого письма, как только оно окажется у меня под рукой, мне лень рыться в ворохах моих бумаг.
Вы не представляете, Клари, сколь много я думаю о вас, и, без сомнения, по причине нужды в вашем присутствии я и не могу вам написать. Но в конце концов придётся броситься в воду, хотя и без особой охоты, а то вы в самом деле можете решить, что я вас забыл!!!
Ваш портрет всегда в моей комнате -- но он такой неживой... Вы не знаете, до какой степени я хочу вас видеть, как будто я полностью заблудился -- Север должен быть в Карачи. Были моменты, когда я хотел всё бросить хотя бы на несколько дней и снова оказаться рядом с вами, осознать, что я существую вашим присутствием. Скажите, возможно ли погасить самого себя? Это слишком глупо, но я не могу выразить, насколько без вас я чувствую себя лишним, крохотный пузырёк воздуха, готовый лопнуть на поверхности этой странной, весьма посредственной планеты.
Мне нужен кто-то, чтобы отыскать ценность собственного существования, смысл или мотив моих размышлений. В этом одиночестве всё теряет свой смысл. Я словно иссушенная земля, ожидающая дождя, словно семя, я готов схватиться за что угодно, мне недостаёт мотива для развития и радости. Всем этим были для меня вы.
Это ни печаль, ни хандра. Растрёпанный, рассеянный, колеблющийся, я в ожидании неизвестно чего.
Я делаю всё, чтобы уехать в Китай с Агентством Франс-Пресс. Есть определённые надежды. В любом случае, я оставлю Пондичерри в начале марта.
Прежде чем снова отправиться в дорогу, я должен увидеть вас. Это нужно. Не можем ли мы попробовать встретиться где-нибудь в Индии, в каком-нибудь милом местечке, к примеру, в Кашмире, вы с Максом и я -- что-то вроде каникул. Это было бы чудесно. О, ненадолго, от восьми дней до пары недель?? Скажите "да". В марте повсюду цветы. Мы бы арендовали дом-на-воде и жили бы как цыгане. Это был бы небольшой перерыв, скажем так, сон наяву, прежде чем снова оказаться по шею в ежедневном дерьме.
Но вы, должно быть, счастливы и не нуждаетесь в Кашмире для того, чтобы мечтать. В конце концов, если это невозможно, то тем хуже. Напишите мне, если вы смелее и трудолюбивее меня, расскажите о себе.
Сюда мало-помалу возвращается покой после предвыборных волнений -- победа за французами.
............
Что касается меня, моя жизнь пуста, как испорченный, бесполезный зуб, и я спешу уехать, дабы увидеть, способен ли я ещё зачерпнуть жизнь полными пригоршнями. Мне надоело играть в "маленьких принцев". В сущности, чего мне недостаёт, так это того, чтобы любить. Полагаю, Любовь способна меня преобразить, полагаю, что только великая Любовь могла бы меня спасти. Я ещё чувствую, как некоторые из моих способностей бродят в глубинах моего существа, но я не чувствую никаких достаточных мотивов ВЫРАЗИТЬ что-либо. Мне недостаёт хорошего удара кнутом -- революции или любви -- который разбудил бы меня и вывел из оцепенения.
Подруга, я снова начал курить и прошу у вас прощения за это. Но это сильнее меня, я не могу поддерживать себя в состоянии пустоты, в которой я живу. Я нашёл, что только опиум может заполнить эту пустоту или по крайней мере подарить мне несколько грёз и покой Души. Поймите, я не мог выдержать в этом состоянии "напыщенной суеты", в котором я пребывал. Я не могу жить в отсутствии чего-нибудь увлекающего, захватывающего, будь то книга, идея, вера, война или Любовь. Поскольку этого нет, я принимаю наркотик. Не презирайте меня, это нечто иное, нежели слабость или распущенность -- это решение подождать.
На сегодня всё.
Мне нужны ваши новости, ваша дружба. Подумайте о том, что я вам сейчас сказал, нам бы стоило снова увидеться в марте перед новым путешествием. Если я не пишу Максу, то это потому, что я ассоциирую его с вами в каждом своём письме, он также в некотором роде и мой брат. К счастью, вы оба здесь.
Подруга, со всей признательностью обнимаю тебя. Не представляешь, как я скучаю по тебе.
Дружеский привет Максу.
Б.
*
* *
ПРИЛОЖЕНИЕ
Выдержка из письма Сатпрема
другу детства
(В это время Ж.Н. закончил юридическую школу
и готовился к тому, чтобы стать "судебным адвокатом").
Пондичерри, 14 октября 48