Между тем все религиозные и моральные учения, которые легли в основу духовной культуры человечества, заключают в себе в той или иной форме признание известных абсолютных ценностей (нравственного добра, святости, красоты), возвышающихся над личным благополучием отдельного индивида, а вместе с тем и требование самосовершенствования, направленного на осуществление идеала, определяемого этими высшими ценностями. Сколь несправедливы указания на то, что во всех нравственных и религиозных учениях и взглядах есть момент относительности, что свойственные им оценки меняются в связи с изменением общественного и экономического строя и всей конкретной исторической обстановки; все-таки от взгляда непринужденного исследователя не может ускользнуть то обстоятельство, что за многообразием и изменчивостью религиозных и нравственных учений, за их исторической условностью скрывается нечто тождественное и сверхсовременное, более или менее явно просвечивающее сквозь окутывающие его пленяющие оболочки, и позволяет людям разных эпох и культур сознавать и непосредственно ощущать свое духовное единство. На это намекает и Маркс, когда он во введении к «Критике политической экономии» говорит, что гораздо легче показать связь античного искусства с социальными, экономическими и политическими условиями того времени, чем объяснить, как мы, современные люди, несмотря на радикальную перемену исторической обстановки, можем наслаждаться созерцанием художественных произведений Древней Греции и считать их непревзойденными образцами эстетического творчества.
То же самое можно сказать и о религиозных, нравственных учениях давно прошедших эпох и о претворении их в жизнь основателями и лучшими из последователей. Во всех этих случаях мотивация поведения, в которых проявляется свобода сознания, обретает отличное от эгоистических интересов и высшее по сравнению с этими последними качество: мотивация эта руководствуется абсолютными сверхиндивидуальными ценностями. Эти ценности иначе мы называем сознательной волей трансцендентного Я, или светлой стороной атмана. И только здесь свобода сознания воли, ответственности за свое поведение достигает подлинно нравственного значения. Это более глубокое значение свободы, в силу которого она сама приобретает свою особую ценность, можно еще полнее осветить и выявить, если обратить внимание на то, к каким вопросам и размышлениям приводит человека развитие, раскрытие и углубление его самосознания.
Мы знаем, что с сознательностью действий человека связано и их осмысление, и оценка их значения для жизненного целого. Но осмысливая свое поведение, человек тем самым осмысливает (также) известным образом весь окружающий мир, в котором он живет и действует. Каждое явление — физическое или социальное, так или иначе затрагивающее его жизненные интересы, получает свой смысл, свое место в общем жизненном строе по мере расширения кругозора сознания, которое можно назвать предельным, поскольку оно охватывает доступный человеку мир в целом или намечает границы возможного для него познания, или, как буддисты называют, праджню.
Таковы явления рождения и смерти всего живого, бренности, эфемерности человеческой радости и удачи, настоящими ужасами поражения, смены и преемственности поколений, жизни природы в целом с ее циклически повторяющимися процессами и неожиданными стихийными катастрофами и т. п. Эти предельные явления не поддаются так легко осмысливанию, как остальные обыденные явления, смысл которых непосредственно вытекает из сознания жизненной практики. Но постижение их смысла требует особого напряжения мысли и самосознания, в результате чего раскрывается интуиция.
Благодаря глубокому сосредоточению (дхьяне) мы овладеваем интуицией и этим самым возвышаемся над суетой каждодневной жизни и научаемся с этой высоты глядеть на себя и на свое отношение к миру. Все вопросы, возникающие в связи с указанными предельными явлениями, сводятся к одной центральной проблеме осмысления человеческой жизни в свете Четырех Истин — о месте, которое человек занимает в мире; иначе говоря, его назначении. В эту проблему входят и вопросы о происхождении и источнике тех безусловных ценностей сознательной воли атмана, которые определяют мотивацию свободного сознания.
Буддизм, конечно, как всякое другое религиозное учение, больше всего интересуется человеком, где проявляется субъектная установка сознания. Человек мышлением устанавливает идею и сознательной волей достигает ее. На основании декартовской концепции и платонизма до подлинного бытия мы доходим только через самопознание, осуществляемое мышлением. На этом у Платона основывается и бессмертие мыслящей души, ее божественное происхождение. В этом же направлении движется и мысль немецкого объективного идеализма, которая отчасти уже зарождается у Канта, а достигает полного развития в системах Фихте, Шеллинга и Гегеля. Здесь существенно то, что абсолютная идея раскрывается у Гегеля полностью не в субстанции, а в абсолютном субъекте. Не перечисляя всех мыслителей этого направления, укажем лишь, что и по учению Шопенгауэра подлинное бытие (не феноменальное) доступно человеку в его внутреннем опыте; в его метафизическом толковании — это воля к жизни. Наконец, в наше время представители экзистенциализма Хайдеггер, Ясперс и Сартр четко выявили различие между объектной и субъектной установками сознания и начали разработку философского учения, в основу которого положена последняя из них, т. е. субъективная установка.
Экзистенциалисты считают, что главный недостаток всех философских концепций, начиная с античности и кончая новым временем, заключается в том, что они не учитывали коренного различия между внешним и субъективным (сознательным) бытием, либо признавали их односторонность, а вместе и возможность субъектного бытия, как известную форму или ступень развития объектного (вещного) бытия, либо же, несмотря на признание их существенного различия, применяли к анализу и исследованию субъектного бытия те категории и методические подходы, которые соответствуют природе вещного (объектного) бытия, словом, были в плену объектной установки, что и приводило к явному и скрытому овеществлению субъектного бытия.
Отсюда ведут свое начало материалистические концепции, но отсюда же проистекает преимущественная ориентировка позитивизма на точное естествознание и связанное с этим исключение всех вопросов нравственных, эстетических и религиозных из сферы научной философии. Но экзистенциализм не только выдвигает существенное отличие субъектного бытия от объектного, но вместе с тем признает за бытием субъекта онтологическое первенство. Философствует человек как субъект, сознающий свое бытие и связь этого бытия с окружающим миром, а поскольку он в своем философствовании должен исходить из конкретной ситуации, то начинает размышлять, как в ней себя находить. Эта ситуация характеризуется так, что человек сознает:
— себя и свое бытие и размышляет как отдельный индивид, которому противостоит как объект весь материальный мир;
— что он «брошен в этот мир», не зная, откуда идет начало его существования, но зная, что оно временно и смертно;
— что существование его есть существование в мире (неразрывно с ним связано) и проявляется в его активном (деятельном) отношении к физическому и социальному миру, а тем самым и к самому себе.
Хайдеггер в своей книге «Бытие и время» (изд. 1929 г.) говорит о том, что в бытии человека необходимо использовать категорию времени, т. е. решающую роль играет временность, так как всякое отношение человека к миру определяется временем. А время материального мира (объекта) отличается от времени для субъекта. Время для физического (материального) мира есть производное от первого (т. е. вторичное), однородное, число количественное, а время же субъекта есть озабоченность за свою судьбу. В самом времени решающее значение принадлежит направлению к будущему. Прошедшее есть опыт, которым пользуются, чтобы устроить будущее. Эта забота о будущем первопланова. В этом заключается основная ситуация человека.
На основании этого Хайдеггер рассматривает три вопроса.
1. Учитывает ли (сознает ли) человек все, что в него заложено
как в конечное существо, обреченное на смерть?
2. Как реализовать заложенные в него возможности?
3. Или человек этого не сознает или не хочет сознавать?
Все эти вопросы ставили и ставят буддисты. Будда постоянно предупреждал всех, что люди (то есть все мы) обречены на гибель, что мы не знаем, кем будем после смерти (в следующем перерождении), найдем ли там условия для совершенствования, и поэтому надо торопиться совершенствоваться в этой жизни, стараться оторваться от иллюзии темного блаженства, которое кончится со старостью смертью.