«Палач казнит осужденного. В доме умалишенных безумствуют маньяки. Жизнь стала безумием и ужасом», — говорит Кальдерон. Один из героев Кальдерона в «Видении Святого Патрика» некий Энио увидел озеро, где мучаются жрицы земной любви:
Не только поэты и писатели пишут, но и мы в состоянии видеть то, что делается в мире в наше время, что мы испытали сами. Сознательный человек, который в состоянии понять это, свое волевое усилие направляет на путь совершенствования.
Есть и третий путь: когда человек не сознает и не хочет сознавать свою обреченность (конечность), не хочет смотреть правде в глаза. Сам себя обманывает иллюзией наслаждения, не хочет брать на себя ответственность; всю вину (слабость воли и собственную бессознательность) сваливает на природу и социальное устройство. Он не решается самостоятельно определить свой путь. Это есть упадочное бытие. Хайдеггер говорит: в данном случае индивидуум перестает отличаться от материального (бессознательного) объекта. Поэтому философия так долго не могла отличить субъект от объекта.
Первый путь мы назовем активно отрицательным бытием, он быстро идет против всеобщего совершенствующего движения. Третий путь — упадочное бытие. Если он стоит на месте, то тоже тормозит всеобщее движение. Таким образом, в мире нет этического нуля, т. е. нет человеческого поведения, которое нельзя было бы отнести ни к добру, ни ко злу. Отсюда вполне ясно, что поведение человека нравственно ценно (или отрицательно, или положительно). Оно (поведение) осуществляет известные моральные ценности, которые непосредственно постигаются чувством и эмоционально нами изживаются. В высших пределах своего проявления нравственные ценности не только эмоционально изживаются, но и отвечают требованиям разума. Но это не есть только побуждение человеческих поступков, а это система объективных ценностей, действия и проявления которых человек обнаруживает в своем внутреннем мире и в окружающей социальной среде. Как утверждает Макс Шелер: ценности образуют систему в том смысле, что, во-первых, одни обусловливают осуществление других и, во-вторых, одни в иерархическом порядке выше других, т. е. заслуживают предпочтение в случае конфликта между ними. Отсюда следует: нравственно ценным будет поведение, которое подчиняет низшие ценности высшим и в случае конфликта жертвует первыми ради последних.
Значит, не всегда реализация какой-либо ценности имеет и нравственно-положительное значение. Значение ее может оказаться отрицательным, если реализация данной ценности препятствует осуществлению другой высшей ценности. В конечном итоге определяется положительный или отрицательный характер поступка и умонастроение (его соответствие или несоответствие иерархическому порядку системы ценностей).
По этому поводу известный буддийский философ, йог-архат XI в. учитель Джово Атиша рассказывает следующее.
В те времена Джово Атиша и другие бодхисаттвы, всего шестнадцать человек, отправились на Цейлон с целью построить там храм Калачакры. Они с собою везли много ценностей (золото и драгоценные камни), предназначенные для строительства храма. Но капитан корабля оказался пиратом, который решил их убить и забрать это золото и драгоценности. Когда он полностью подготовился к этому, Атиша и другие архаты интуитивно почувствовали намерение капитана-пирата. Уже было поздно искать какой-либо выход: или он, Атиша, должен был убить разбойника и этим спасти жизнь шестнадцати архатов и дело строительства храма, или погибнуть им самим и тем самым остановить задуманное дело.
Он рассуждал так: «Если капитан убьет нас — меня, шестнадцать архатов (святых) и заберет ценности, то он осуществит два из пяти „беспросветных“ грехов: во-первых, убить святого да еще шестнадцать архатов есть один беспросветный грех; во-вторых, остановить строительство храма равносильно уничтожению его — это второй беспросветный грех. Кроме всего этого он отберет все ценности и потратит их на дело зла». Если Атиша умертвит его одного, то он как архат (йог) может бросить его душу в нирвану. Поэтому было принято последнее решение. Значит, в данном случае реализация самих ценностей осуществляется разумом, т. е. иерархический порядок ценностей устанавливается разумным анализом.
(Продолжение в следующих письмах.)
Я опять ушел в книги, целые дни сижу в библиотеке. Не хожу никуда, иногда смотрю телевизор, когда усердно зовут меня В. П. и М. А. С 20-го по 23 февраля приезжал академик Орбели (директор Ленинградского филиала Института востоковедения). Так как он приехал на сессию АН, то я его не мог поймать; только в последний день он был в институте и говорил с Гафуровым (директором Московского института востоковедения). Как мне сообщил профессор Зусманович, они как раз говорили о штатной единице для Ленинграда И из Ленинграда тоже получил письмо, где сказано: на днях будет вызов, т. е. зачислят меня в штат. Как мне хочется сделать тебе подарок к Восьмому марта!
Увы, я все еще продолжаю быть нищим. В том ларьке уже нет точно таких клипсов, какие видели мы, но продавец сказал, что будут. От тебя еще не получил ответного письма на мои последние, но, думаю, что ты осталась одна в музее и не имеешь времени, решил написать это.
Пока. Целую много-много раз, моя йогиня.
Всегда твой Биди.
44.
4 марта 1957 г.
Москва
Милая моя, хорошая моя Наташа!
Недавно я прочитал роман Мирбо «Сад пыток». Чудесная книга. Весь уклад современного ему общества с его страшной коррупцией, беспощадным эгоизмом, жестокими войнами и с острой, классовой борьбой невольно подсказывает писателям мысль, что жизнь — ничто иное, как застенок пыток и мук, что за ее нарядной и блестящей внешностью таятся невыразимые страдания, льется кровь, царит несказанный ужас. Жизнь — это «сад пыток».
Так озаглавил Мирбо свой роман, где под видом экзотического Китая изображена, конечно, Европа, где весь мир — сансара и где за фантастическими очертаниями сказки ясно проглядывают контуры действительности.
Странная женщина Клара показывает автору этот своеобразный «сад пыток». Среди роскошной феерии цветов поднимаются всевозможные орудия казни, «деревянная скамейка с бронзовыми цепями и ошейниками, железные столы крестообразной формы, плахи, решетки, виселицы, орудия для автоматического четвертования, постели с торчащими, острыми клинками и железными остриями, дыбы, колеса, котлы и тазы над горнами». И все эти «орудия жертвоприношения» залиты кровью — «то черноватой, запекшейся, то влажной и красной». Всюду среди экзотической роскоши цветов и растений сцены мук и казней. В одной нише молодая женщина подвешена к железному крюку за кисти рук, сплющенная двумя кусками дерева. В другой нише опять женщина, руки и шея которой скованы железными ошейниками. Там, дальше, юноша висит на веревке, охватившей его под мышками, тяжелый камень давит ему плечи, и слышно, как хрустят его суставы. Другой сидит на корточках с изогнутым торсом, поддерживаемый в равновесии проволокой, соединяющей шею с большим пальцем ноги.