Классическая мифология представила нам многочисленные сходные примеры у германцев, датчан и норвежцев более позднего периода. Они познакомились с могуществом Эрихто, Канидии[104] и других волшебниц, чьи заклинания могли нарушить ход событий, остановить влияние Солнца и не дать ему благотворно воздействовать на плоды земные, сместить луну с отведенной ей орбиты и нарушить первоначальный и установленный ход природы своими заклинаниями, амулетами и властью духов зла, которых они могли вызывать. Они были также участниками всех тайных и мистических ритуалов и церемоний, которые использовались для того, чтобы вызвать расположение инфернальных сил, чьи милости считались темными и ненадежными, а королевства были мрачны и угрюмы. Такие ведьмы участвовали в надругательствах над незахороненными телами, и считалось, по крайней мере простыми людьми, что оставлять трупы без охраны опасно, так как их могут искалечить колдуньи, которые берут из трупов самые важные органы для изготовления амулетов. Кроме того, не следует забывать, что эти страшные колдуньи обладали способностью превращать себя и других в животных, обычно четвероногих. Поэты язычества, а также фантастические писатели, например Лукиан и Апулей[105], приписывают все эти возможности колдуньям языческого мира, сочетающим их с искусством составления ядов и магических любовных напитков для того, чтобы привораживать молодых и красивых. Такие характеристики в средние века приписывали ведьмам. Но и при таком заимствовании суеверий древних завоеватели Римской империи объединяли их с теми символами веры, которые они приносили с севера, где ведьмы занимали свое место в сагах и хрониках. Достаточно лишь поверхностного знакомства с этими сочинениями, чтобы читатель мог узнать в Хальдракине скальдов стригу[106], или женщину-колдунью более классических климатических зон.
В северных представлениях о колдунах не было безверия, касающегося их учения, напротив, обладание магическим знанием было особым атрибутом самого Одина[107], и ополчаться на божество и заставлять его учить их тому, что они желали знать, считалось среди этих сынов меча и копья не актом непочтительности, но доблестью и высоким мужеством. Их женщины обладали высокой репутацией специалисток в вопросах магии, пророчеств, создания иллюзий, и, даже не способные к перевоплощению, они по крайней мере умели так очаровать своих врагов, что могли скрыть от них на какое-то время объект их поисков. Существует замечательная история в «Саге о людях с Песчаного берега» (Рассказ о Эйранорум), где рассказано о столкновении между двумя такими одаренными женщинами, первая из них была уличена в том, что она нашла и отправила на смерть сына другой (по имени Катлу), который в ссоре отрезал руку падчерице Гейрады. Отряд, выделенный для того, чтобы отомстить за эту несправедливость смертью Оддо, вернулся, обманутый искусством его матери. Им удалось застать только Катлу, которая, по их словам, пряла лен из кудели на большой прялке. «Глупцы, — сказала Гейрада, — эта прялка и была тем, кого вы ищете». Они вернулись, схватили прялку и сожгли ее. Но в этот второй раз колдунья превратила сына в ручного козленка. В третий раз это был боров, роющийся в грязи. Отряд вернулся тем не менее снова, на этот раз с ними был человек, одетый, как и одна из служанок Катлу, караулившая и докладывавшая хозяйке, в голубое. «Увы! — сказала Катлу, — против колдуньи Гейрады мои заклинания не помогут». После того вражеский отряд, войдя в четвертый раз, захватил человека, которого искал, и казнил его. Этот вид колдовства был хорошо известен в Шотландии как «glamour», или «deceptio visus» ( обман зрения), и считался специальностью цыган.
Нельзя забывать и тех пророчиц, которые так славились среди германских племен, что, как мы знаем по Тациту[108], достигали самого высокого положения в их советах из-за предполагаемых сверхъестественных знаний и даже получали доступ к управлению армиями. Эта деталь в верованиях северных народов была столь обычна, что не казалось чем-то особенным видеть женщин, которые — из уважения к их предполагаемым знаниям о будущем и силы божественного озарения — были возвышены до степени «haxa» (хакса), или главных жриц, от которых и идет слово «hexe», сейчас повсеместно используемое для обозначения колдунов. Это обстоятельство ясно показывает, что мифологическая система древних первобытных племен Севера дала современному языку соответствующее слово для обозначения тех женщин, которые имели дело с миром духов[109].
Эти пифии, без сомнения, пользовались большим уважением во времена распространения языческой религии, но по той же самой причине они стали одиозными сразу же после того, как только племя перешло в христианство. Они, конечно, если пытались сохранить свое влияние, презирались как обманщицы или внушали страх как колдуньи, и чем сильнее они иногда становились, тем больше их боялись из-за уверенности, что они произошли от врага рода человеческого. Божества северных язычников переносили метаморфозу, подобно той, что описана Драукансиром в «Репетиции»[110], где он угрожает «заставить бога пожертвовать себя дьяволу». Воины Севера получили новое впечатление, касающееся влияния их богов, и источник, из которого это стало известно, говорил о том без особого уважения или преданности (как и вообще в их культе, когда их мифология установилась). Их представления о собственной чисто мужской удали были так высоки, что их рыцари хвастались, как мы уже упоминали, что они не уступят в схватке даже самим бессмертным богам. Так, мы узнали от Цезаря, что у германцев была идея, касающаяся свеев или швабов, племени, которому остальные отдавали пальму первенства, и многие отдельные рассказы в сагах, касающиеся смелых рыцарей, которые боролись не только с колдуньями, но и с полубогами и выходили из битв если не победителями, то, как минимум, невредимыми. Хагер[111], например, сошелся в битве с богом Тором — как Диомед в «Илиаде» встретился с Аресом,— и с таким же успехом. Бартолин дает нам многократные примеры того же рода. «Знай,— говорит Кьяртан Олаву Трюггвассону[112], —- что я не верю ни в идолов, ни в демонов. Я путешествовал по многим дальним странам и встречался со многими гигантами и чудовищами и никогда не был ими побежден, так что я верю только в силу своего тела и в мужество своей души». Другой, более открытый ответ был дан Олаву Святому, конунгу Норвегии, Гаукатером[113]. «Я не язычник и не христианин. Мои товарищи и я не признаем другой религии, кроме полной уверенности в своей силе и непобедимости в битве». Такие вожди были в секте Мезенция[114]:
И мы не можем не удивляться, что рыцари такого характера, не поклоняющиеся своим богам и все-таки признавшие их, легко стали считать их за демонов после перехода в христианство. Подвергаться опасности становится доказательством непревзойденной доблести, которой стремится прославиться каждый нормандец. Их анналы насыщены многочисленными примерами стычек с призраками, колдунами, фуриями, волшебниками. Норвежцы были более склонны к этим суевериям, потому что это была излюбленная их фантазия: во многих случаях переход от жизни к смерти меняет характер человеческого духа от доброго к злому или, может быть, когда душа оставляет тело, ее исчезновение используется злым демоном, который получает возможность войти и занять последнее место ее обитания. При таком предположении дикая фантазия, которая этим порождается, возможно, имеет под собой основания, которое, экстравагантное само по себе, обладает чем-то удивительным для воображения. Саксон Грамматик[115] говорит нам о славе двух норвежских принцев, или вождей, которые образовали то, что называется братством по оружию, имея в виду не только самую крепкую дружбу и постоянную поддержку во время всех приключений, которым они подвергают свою жизнь, но и связывающий их серьезный договор, согласно которому после смерти одного оставшийся в живых должен заживо сойти в могилу своего брата по оружию и согласиться быть погребенным вместе с ним. Необходимость выполнения такого ужасного договора пала на Асмунда: его товарищ, Ассует, был убит в бою. Погребение было устроено по древнему северному обычаю, называвшемуся «возраст холмов» — когда был обычай хоронить людей выдающихся достоинств или положения на заметном месте, которое потом закрывалось курганом. С этой целью строили глубокий узкий свод для размещения будущей могилы, над которой насыпался погребальный курган. Там же складывали оружие, трофеи, может быть обагренные кровью жертв, вели в могилу боевых лошадей рыцаря. И вот, когда эти ритуалы были выполнены должным образом, тело Ассуета поместили в темном узком помещении, а его верный брат по оружию вошел и сел у трупа без слов, не подав вида, что сожалеет о своем решении выполнить страшный договор. Воины, которые были свидетелями такого уникального погребения живого и мертвого, накатили огромный камень на отверстие могилы и насыпали на это место столько земли, что насыпь стала видна с большого расстояния, после чего, громко сожалея о потере таких бесстрашных вождей, они разошлись и рассеялись, словно стадо, потерявшее пастуха. Год сменял год, кончилось столетие, когда благородный шведский разбойник, искатель приключений, со своим доблестным отрядом оказался в долине, которая носила свое название из-за могилы братьев по оружию. История могилы была рассказана иноземцам, их вожак отыскал вход в погребение. Отчасти это было сделано из-за того, что, как уже упоминалось, считалось геройским поступком бравировать, вызывая гнев усопших героев осквернением их могил, частично — чтобы заполучить оружие как доказательство того, чем покойные совершали свои подвиги. Он поставил своих бойцов на раскопки, и скоро они удалили землю и камни с одной стороны кургана и открыли вход.
104
В пятом эподе Горация упоминается ведьма Канидия, которая использовала самые разные снадобья, чтобы приворожить возлюбленного. К примеру, она по самый подбородок закапывала в землю похищенного мальчика, клала перед его лицом на землю еду и оставляла его умирать голодной смертью. Костный мозг и печень умершего мальчика Канидия использовала для приготовления приворотного зелья.
105
Лукиан из Самосаты — древнегреческий писатель-сатирик (ок. 120—ок. 190), некоторые его произведения вполне подпадают под современное определение фантастики как литературного жанра. Апулей (ок. 125 — ок. 180) — древнеримский писатель, автор авантюрно-аллегорического романа «Метаморфозы» («Золотой осел»), в котором присутствуют элементы религиозной мистики, «Апологии» — речи в собственную защиту против обвинения в магии, и трактата «О Сирийской богине».
106
В римской мифологии стриги — ведьмы, потомки греческих гарпий, нападающие ночами на младенцев в обличье сов-сипух. Овидий в «Фастах» говорит:
«Хищных порода есть птиц, не тех, что томили Финея
Голодом жутким, но тех, что происходят от них:
Головы их велики, очи зорки, а клюв беспощаден,
В крыльях видна седина, крючьями когти торчат.
Ночью летают, хватают детей в пеленах колыбельных
И оскверняют тела этих младенцев грудных.
Клювами щиплют они, говорят, ребячьи утробы
И наполняют себе выпитой кровью зобы»
(Перевод Ф. Петровского).
107
Один ( Вотан) — верховный бог германо-скандинавской мифологии Один считался также носителем и покровителем мудрости. Согласно мифу, он принес себя в жертву — провисел девять дней на мировом древе Иггдрасиль, — после чего утолил жажду священным медом и получил от великана Бельторна руны мудрости. Кроме того, он отдал свой глаз великану Мимиру в залог за право напиться из медового источника мудрости; эддическая песнь «Прорицание вельвы» гласит:
«Я знаю, Один,
Где твой заложен
Глаз — у Мимира
В чистом источнике,
Пьет мудрый Мимир
Мед ежеутренне
С Одинова заклада»
(Перевод В. Тихомирова).
Еще Один, как упоминается в другой песни, советуется с головой великана Мимира и получает от нее мудрые советы. Он также наделен магической силой seidr, позволяющей ему провидеть грядущее.
108
Скотт ссылается на сведения, которые римский историк Публий Корнелий Тацит (Publius Cornelius Tacitus ок. 58 — ок. 117) приводит в своем трактате «Германия».
109
Может быть, следует здесь заметить, что слово «haxa» все еще используется в Шотландии для обозначения женщин-друидов или главных жриц, а также мест, где такие женщины отправляют свой ритуал. Есть целая серия маленьких окопов на западном склоне холмов Эйлден, про которые мистер Милн в своем отчете о церковных приходе Мелроуза, составленном около восьмидесяти лет назад, говорит, что их называли «боурджо» — слово неведомого происхождения, по которому это место столь известно. Здесь сохранялась еще действующая традиция: во время жертвоприношения помощники могли видеть церемонию с переднего ската бруствера. От этого места жертвоприношения тропинка, все еще заметная, прозванная Хаксельгейт, ведет к маленькой долине — Хаксельклеух (оба слова, возможно, имеют происхождение от «хаксы», главной жрицы язычников).
110
Драукансир — персонаж пьесы Дж. Вилльерса, герцога Бэкингема «Репетиция» (1672), тиран и самодур, который правит, «не щадя ни друга, ни врага».
111
Имеется в виду скандинавский бог Хед (Hodr), невольный убийца светлого Бальдра. В «Деяниях данов» Саксона Грамматика он зовется Хотером и соперничает с Бальдром за любовь Нанны, дочери конунга Гевара. Он вынуждает Бальдра бежать, и тогда за своего сына и брата вступаются отец Бальдра Воден и его второй сын Тор. В поединке Хотер одерживает верх, а впоследствии находит Бальдра и убивает его.
112
Олав, сын Трюггви (ум. 1000) — норвежский конунг, Кьяртан — его сын. Разговор между Олавом и Кьяртаном описан в «Саге об Олаве сыне Трюггви» из книги «Круг земной» средневекового исландского скальда Снорри Стурлусона.
113
Олав Харальдсон, прозванный Святым (995 — 1030 гг.), — конунг Норвегии, организовал набег на Британские острова, после чего осел в Нормандии, где и принял христианство. Впоследствии стал огнем и мечом насаждать новую веру среди своих соплеменников. Гаукатер, о котором упоминает Скотт, — персонаж «Деяний данов» Саксона Грамматика, откуда Скотт черпал свои познания в скандинавской истории и мифологии.
114
В римской мифологии Мезенций — царь этрусского города Цере, противник Энея, «враг богов» (он требовал, чтобы ему приносились предназначавшиеся богам первины урожая). Был убит Энеем в поединке. Приведенная цитата — из «Энеиды» Вергилия (X, 773).
115
Саксон Грамматик (Saxo Grammaticus, 1140 — ок. 1208) — датский хронист. Автор «Деяний данов», в которые включены древние скандинавские сказания (в том числе и легенда об Амлете [Гамлете], использованная впоследствии Шекспиром). «Деяния» впервые изданы в Париже в 1514 году.