«Тем не менее, — сказала жрица, — богиня будет очень оскорблена, если ты не повинуешься ее приказу, и я не могу утаить, что она может лично наказать тебя».
«Если она будет так дерзка, — ответил рыцарь, — то у нее могут быть неприятности. Ибо я попробую силу своего топора против этих балок и досок».
Жрица упрекнула его за непочтительность, но не смогла заставить послушаться приказа богини; они снова предались нежностям, которые достигли такого уровня, что клацающий шум в святилище, словно там пришла в движение какая-то машина, предупредил путешественников о том, что Фрейя, которая в некотором отношении может быть похожа на классическую Весту[118], решила: с личным вмешательством в это свидание медлить больше не следует. Занавески распахнулись, и массивный неуклюжий идол, который, как мы можем полагать, по форме напоминал гиганта, созданного Франкенштейном[119], неуклюже выпрыгнул из экипажа и, обрушившись на приставшего к ним путешественника, нанес ему своими деревянными руками такие сокрушительные удары, которое было так же трудно отразить, как и вынести. Но рыцарь был вооружен датским обоюдоострым топором, которым он начал так энергично защищаться, с такой силой и энергией, что вскоре расщепил голову статуи и жестоким ударом отрубил ей левую ногу. После этого статуя Фрейи, обездвиженная, упала на землю, и демон, который оживлял ее, улетел, вопя, из покореженного арендуемого пристанища. Рыцарь стал теперь победителем и, согласно закону об оружии, вступил в обладание женщиной и багажом. Жрица, божественность патронессы которой по случаю схватки изрядно упала в ее глазах, была легко убеждена стать подругой и наложницей победителя. Она сопровождала его в тот округ, куда он добирался, и там построила святилище Фрейи, постаравшись скрыть те повреждения, которые ее богиня получила в результате стычки. Рыцарь вступил в долю в той выгодной торговле, которую вела жрица, кроме того, он присвоил себе большую часть сокровищ, которые раньше хранились в святилище. Видимо, Фрейя, сохранившая чувствительные воспоминания о силе его топора, вряд ли отважилась бы снова появиться в облике человека с целью призвать к ответу своего мнимого слугу.
Национальная оценка богов, относительно которых можно было рассказывать такие истории — и верить им, — была, конечно, не самого почтительного характера. Исландцы забыли Одина, Фрейю, Тора и всю языческую мифологию, рассматривая только спор между жрецами язычников и христианскими миссионерами. Жрецы пугали островом по имени Гекла и разрушительным извержением вулкана как неминуемым средством мести их богов. Снорро, тот самый, который посоветовал провести расследование по поводу призраков, перешел в христианскую веру и присутствовал при этом, но так как разговор проходил на поверхности, которая была потоком лавы, в настоящее время покрытой растительностью, то он ответил жрецам с большой готовностью: «За что гневались боги, когда твердь, на которой мы стоим, была жидкой и обжигающей? Верьте мне, мужчины Исландии: извержение вулкана зависит от нынешних обстоятельств в природе, как это было и тогда, и не двигатель мести был поручен Тору и Одину». Очевидно, что мужчина, который хорошо знал о «невиновности» Одина и Тора, был готов, отказавшись от поклонения им, считать бывших богов за ужасных демонов. Но в северном вероучении были некоторые особенности, в которых оно так точно соответствовало классическому, что возникает сомнение: получили ли асы, или азиаты, основатели скандинавской системы, перед их миграцией из Азии[120] эту веру из общего источника с греками и римлянами или, напротив, склонность человеческого разума к сверхъестественному была причиной того, что подобные идеи возникли в различных регионах, как одинаковые растения, найденные в отдаленных друг от друга странах? Классический вымысел, например, сатиры и другие мелкие боги леса и пустошей, чья власть скорее иллюзорна, чем страшна, и чьи сверхъестественные проказы выражают скорее желание внушить ужас, чем нанести вред, появился среди северян и, может быть, был перенесен ими к кельтским племенам. Такова идея, которая кажется обычной для многих племен. Существование сатира в виде лесовика даже можно доказать благодаря свидетельству святого Антония, к которому, как он говорил, один из них явился в пустыне. Шотландский гэл одержим идеей того же сорта, касающейся гоблина по имени Уриск, который похож на Пана и чьи помощники — что-то среднее между мужчинами и козлами, у которых они позаимствовали нижние конечности[121]. Но самое любопытное, что у лесного божества современные нации Европы позаимствовали нелепые эмблемы облика и формы козла: рога, копыта и хвост, с помощью которых они изображали родоначальника зла, когда ему приходила идея показаться на Земле. Так что изменение единственного слова представляет хорошо известную строку Поупа, более точно подходящей к факту, который мы и воспроизведем:
И Сатане одолжит Пан козлиный рог языческий[122].
Мы не можем приписать переход атрибутов северного сатира или кельтского уриска главному демону только из-за какого-то отдельного сходства между характерами этих богов и Сатаны. Напротив, Уриск кельтов был созданием, никоим образом не злобным или полным страшной силы, а, скорее, меланхоличным духом, который жил в глуши, далеко от человека[123]. Если мы сравним его с темным карликом из мхов Пограничья[124], то увидим: Уриск имеет человеческий срок жизни.
Более того, надежда на спасение, как самая главная цель, была высказана сатиром, который явился святому Антонию. Уриск из северных районов Шотландии был разновидностью неуклюжих духов и мог быть посрамлен теми, кто разбирается в филологии. Это связано с одним из гоблинов, зачастивших на мельницу у оконечности Лох-Ломонд. Мельник пожелал избавиться от этого надоедливого духа, который портил механизм мельницы, пуская воду на колесо в тот момент, когда зерна для помола не было. Он решил встретить гоблина и остался на мельнице до ночи. Уриск вошел, спросил имя мельника и узнал, что тот называет себя «Сам». Эта история почти точно подобна той, что описывается в «Одиссее»[125], рассказ, хотя и классический, но несомненно представляющий собой изящный или остроумный вымысел, который мы с удивлением услышали на кельтском языке в глухой местности на отдаленных северных нагорьях Шотландии, казалось бы лишенных в прошлом какой-либо связи или сообщения с читателями Гомера, так что его происхождение мы не можем объяснить[126]. В конце концов, может быть, кто-то из служителей церкви, более осведомленный, чем его собратья, мог перенести эту легенду из Сицилии в Данкран, от берегов Средиземноморья до берегов Лох-Ломонд. Я слышал, говорили, что известный разбойник Роб Рой однажды одержал победу, переодев часть своих людей в шкуры козлов, так что они напоминали урисков или сатиров из северных районов Шотландии. Был один особенный сатир по имени, кажется, Меминг, относящийся к скандинавской мифологии. По характеру он отличается от Уриска, хотя и похож на него фигурой. Многие из самых смелых рыцарей хвастались, что странствовали в пустынных местах, где он обитал. Он был умелым мастером, и оружие, которое он ковал, ценилось очень высоко. Но поскольку в жизни древней Скандинавии было широко распространено кулачное право, у Меминга хватало юмора иногда отказаться от работы для какого-нибудь заказчика, если тот не мог заставить его силой своих кулаков. Он, вероятно, мог быть кузнецом среди бунтарей, которые еще до Фингала[127] уплыли из Ирландии на Оркнейские острова. Захваченный там врасплох, он был принужден выковать меч, которым потом Фингал пользовался во всех битвах, этот меч называли сыном темно-рыжего Луно, по имени изготовившего его оружейника[128].
118
В римской мифологии Веста богиня священного очага общины, покровительница девственности (и потому вряд ли правомерно сравнивать ее с Фрейей, богиней любви).
119
Виктор Франкенштейн — персонаж романа Мэри Шелли (1797 — 1851 гг.), «Франкенштейн» ( 1818 г.), изобретатель, создавший «чудовище Франкештейна», механического человека, обратившегося против своего создателя.
120
По преданию, изложенному в Младшей Эдде, асы были не богами, а «первопредками» скандинавов и пришли в Скандинавию из Малой Азии. Схожее предание присутствует в «Саге об Инглингах», но, вероятнее всего, оно не имеет под собой реальной исторической основы. По всей видимости, асы оказались связаны с Азией по созвучию.
121
В свиту греческого бога Пана входили сатиры, фавны и силены, все имевшие тот же облик, что и их «господин» — косматые шкуры, козлиные ноги с копытами и козлиные рожки.
122
Александер Поуп (Pope, 1688—1744) — английский поэт-классицист, автор поэм «Виндзорский лес» (1713), «Похищение локона» (1714), «Дунсиада» (1728) и «Новая Дунсиада» (1742); ратуя за «хороший вкус», исправлял «грубость» Гомера (перевод на английский «Илиады» и «Одиссеи», «очищал от вульгарности» сочинения Шекспира. Приведенная цитата — из поэмы «Дунсиада»).
123
В шотландском фольклоре уриск — фейри наподобие славянского домового, наполовину человек, наполовину козел, предпочитает жить не в доме, а в пещере близ водопада. Уриски скучают по человеческому обществу, а потому частенько преследуют запоздалых путников — с тем, чтобы просто поболтать
124
В фольклоре жителей равнинной Шотландии (Пограничье) темный карлик — фейри, весьма недоброжелательный к людям; его еще называют Бурым-с-Болот (Brown Man of the Muirs). Дж. Хендерсон упоминает о некоем Сартри, авторе «Истории Дарэма», корреспонденте Вальтера Скотта. Этот Сартри прислал Скотту историю о двух молодых людях, которые охотились на болотах и увидели вдруг Бурого-с- Болот: маленького, со спутанными рыжими волосами и глазами как плошки, в одежде цвета засохшего папоротника. Фейри гневно упрекнул охотников том, что они забрались на чужую территорию, а потом пригласил одного из них к себе. Если бы охотник принял приглашение, он бы уже не вернулся домой — Бурый разорвал бы его на куски.
125
Имеется в виду рассказ о пленении Одиссея и его спутников циклопом Полифемом и о бегстве людей благодаря хитрости Одиссея («Одиссея, IX, 180— 545).
127
Фингал — герой одноименной героической поэмы Дж. Макферсона, король земли Морвен, отец барда Оссиана и воителя Фергуса.
128
Оружие часто упоминается в рассказах мистера Макферсона, но в ирландской балладе, которая повествует о споре между рыцарем и оружейником, эта история не описана (прим. автора). Джеймс Макферсон (Macpherson, 1736—1796) — шотландский поэт и историк, в 1760 году опубликовал «Отрывки старинных стихотворений, собранных в горной Шотландии», якобы переведенные им с гэльского языка.
Позднее были опубликованы героические поэмы «Фингал» и «Темора», предположительно сложенные ирландским певцом Оссианом в III в. Со временем мистификация Макферсона раскрылась, однако эти стихотворения и по сей день остаются популярными.