Учитывая такую склонность видеть столько же сверхъестественного, сколько видели все остальные, или, другими словами, доверять скорее глазам других, а не своим собственным, мы можем дать себе свободу и привести два замечательных примера. Первый взят из «Historia Verdadera» («Истинной истории») дона Берналя Диаса дель Кастильо, одного из товарищей знаменитого Кортеса[21] по завоеванию Мексики. После отчета о крупной победе, одержанной при очень малых шансах, он упоминает о случае, помещенном в современную тем событиям «Хронику Гомары»[22], что святой Яго появился на белой лошади во главе битвы и привел преданных ему испанцев к победе. Очень интересно наблюдать внутреннюю уверенность кастильского кабальеро в правоте слуха, выросшего из ошибки, чему он сам не был свидетелем, но в который он поверил. Честный конкистадор признался, что не видел этого знаменательного события, более того, что просто поверил одному кабальеро, Франсиско де Морла, сидевшему на гнедой лошади и яростно бившемуся в том самом месте, где, как говорили, появился святой Яго. Но вместо того, чтобы ссылаться на это свидетельство, преданный конкистадор восклицает: «Как я грешен, как я грешен, я должен был видеть святого апостола!»
Другой пример заразительного характера суеверий встречается в одной шотландской книге; в данном случае несомненно, что по своему происхождению он связан с необычным появлением северного сияния, которое, видимо, не так часто встречалось в Шотландии, чтобы считаться обычным и знакомым атмосферным явлением до начала восемнадцатого столетия[23]. Происшествие потрясающее и любопытное, так как патер Уолкер, хотя и увлекающийся человек, но внушал доверие и даже не любил встречаться с чудесами, реальность которых он легковерно принимал со слов других, чьим глазам он доверял больше, чем собственным. Превращение скептического джентльмена, о котором мы говорим, хорошо иллюстрирует народную доверчивость, переходящую в энтузиазм, или обман, по свидетельству окружающих, и сразу показывает несовершенство такого общего доказательства и легкость, с которой оно происходит, так как общее возбуждение момента заставляет даже более хладнокровных и здравомыслящих людей увлекаться идеями и поддаваться эху восклицаний большинства, которое считает небесные явления сверхъестественными знамениями, подающими весть о приближении гражданских войн.
«В 1686 году, в июне и июле, — говорит объективный хронист, — как многие из еще оставшихся в живых могут засвидетельствовать, около Кроссфорд-Боут, в двух милях ниже Ланарка, особенно в Мейнсе, на берегу Клайда, в течение нескольких дней после полудня собиралось множество народу, там было и несколько человек в различных шапочках и шляпах, с ружьями и мечами, они занимали все свободное поле и заходили в лес; группы вооруженных мужчин строем маршировали со стороны реки, одни группы встречались с другими, проходили строй сквозь строй, а затем падали на землю и исчезали; тут же появлялись другие группы, маршировавшие таким же образом. Я ходил туда три раза подряд после полудня и заметил, что две трети из присутствующих видели все это, а треть не видела. Хотя я сам не мог ничего увидеть, все видевшие были так напуганы и так тряслись от страха, что это было заметно тем, кто не видел марширующих. Около меня стоял джентльмен, который, как и многие другие джентльмены и люди простого звания, говорил: "Прихвостни дьявола и колдунов видят второе представление! Черт меня побери, я тоже должен это увидеть!” Потом в его лице вдруг что-то изменилось. С дрожью и страхом, как женщины, которых я видел, он закричал: ”Эй, все вы, которые не видели, молчите; уверяю вас, что это существует и заметно для всех, кто не слеп, как камень!” И те, кто видел, заговорили о том, что ружья начали приводить в порядок (т.е. заряжать), об их длине и калибре, о том, какие рукояти у мечей, были ли пистолеты маленькие или трехствольные, была ли это шотландская гвардия или нет, голубые или черные были банты на шапочках, и те, кто видели их, пока они не скрылись, видели эти шапочки и перевязи мечей».
Этот странный феномен, в который верили многие, хотя только две трети из них видели то, что должны были видеть, может быть сравним с проделкой шутника, который принимал изумленный вид, устремляя взор на хорошо известного бронзового льва, украшавшего Нортумберленд-хауз на Стрэнде[24], и привлекал внимание тех, кто глядел на него, бормоча: «Клянусь небом, он машет, снова машет хвостом!», и через несколько минут блокировал проезд по улице, собрав огромную толпу; некоторые считали, что они видели, как лев Перси машет хвостом, а другие хоть и не видели, но ожидали доказательств того же феномена. В таких случаях, как мы уже упоминали, мы полагаем, что человек, видевший призрак, обладал обычными способностями к восприятию, в отличие от видящих сны, когда они могут быть задурманены временным забытьем, и возможность исправления причуд воображения более трудна, так что хочется иметь обычные свидетельства других органов чувств. В прочих отношениях их кровь движется спокойно, они обладают обычной способностью устанавливать истину или замечать фальшь в появлении внешних обстоятельств, используя орган зрения. К несчастью, как сейчас установлено медиками, известен ряд нарушений, важным симптомом которых является предрасположенность к видению призраков.
Это ужасное отклонение — еще не совершенное безумие, хотя чем-то и связано с самыми страшными болезнями и может во многих случаях способствовать их появлению, а сами эти галлюцинации свойственны обоим случаям. Разница, как я понимаю, состоит в том, что в случаях безумия в основном происходит воздействие на ум пациента, в то время как органы чувств или вся система организма тщетно пытаются предложить доказательства, противоречащие фантазиям расстроенного воображения. Возможно, природу такого конфликта между расстроенным воображением и органами чувств, работающими с обычной точностью, нельзя показать лучше, чем на примере одного безумного больного, помещенного в больницу города Эдинбурга. Болезнь несчастного была очень своеобразна. Больница, по его представлениям, была его собственным домом, и он придумывал объяснения для всего, что казалось несопоставимым с его воображаемым правом собственности; в этом здании было много пациентов, но это он связывал со своим добрым характером: он склонен был радоваться, когда видел выздоравливающих. Он мало, или, точнее, почти никуда, не ходил, но это проистекало из его склонности к сидячему образу жизни. У него не было большой компании знакомых, но он ежедневно принимал визиты первых лиц известной медицинской школы этого города; следовательно, он не очень нуждался в обществе. Со столь многими воображаемыми удобствами, при таких многочисленных виденьях достатка и великолепия одно только омрачало мир бедного оптимиста и действительно должно было огорчать большинство бонвиванов. «Он был очень озабочен, — говорил наблюдатель, — своим столом, отбирал поваров и каждый день вкушал на ужин перемену из трех блюд и десерта; тем не менее, так или иначе, но каждое кушанье, которое он ел, имело вкус овсянки». Эта беда не трогала моего друга, с которым он общался, так как тот знал, что безумец в любую из своих трапез не ел ничего, кроме самой простой пищи. Случай был очевиден; болезнь лежала в чрезвычайной живости воображения пациента, введенного в заблуждение в других случаях, но тем не менее недостаточно безумного, чтобы бороться с объективными свидетельствами своего желудка и органов вкуса, которые, подобно соратникам лорда Питера в «Сказке о бочке»[25], негодовали при попытке обмануть их вареным толокном, вместо того чтобы устроить банкет, подобный тому, какой устроил Юд, когда он пригласил пэров. Здесь, следовательно, имеется пример настоящего безумия, при котором орган чувств пытается исправить гипотезу, принятую расстроенным воображением. В отличие от этого, заболевание, упомянутое мною ранее, полностью телесного характера и состоит в основном в поражении органов зрения, которое приводит к появлению ряда призраков или видений, не существующих на самом деле. Это заболевание той же самой природы, что характерно для людей, не способных различать цвета; только эти больные идут дальше и извращенно воспринимают внешнюю форму предметов. Эти случаи, следовательно, противоположны описанному у нашего маньяка, и дело тут не в разуме или в воображении, которое обманывает и пересиливает свидетельства органов чувств, но в органе зрения (или слуха), который пренебрегает своими обязанностями и передает ложную информацию в безумный мозг.
21
Испанский конкистадор Эрнандо Кортес (Cortès, 1485 — 1547 гг.) в 1519 — 1521 годах покорил Мексику, генерал-губернатором которой стал в 1522 г.
22
Эта хроника принадлежит перу испанского историка Франсиско Лопеса де Гомары ( 1511 — 1560), от имени которого она и получила свое название. Гомара был домашним священником Эрнана Кортеса. Его перу принадлежит исторический труд «Испания-по- бедительница: общая история Индии» (1552), в котором прославляется Кортес.
23
Любопытно, что происхождение северного сияния в горной Шотландии приписывалось «фир хлис», иначе «веселым плясунам», которых, пожалуй, можно сопоставить со стихийными духами.
24
Стрэнд – одна из главных улиц в центральной части Лондона, соединяет район Вест-Энд с Сити.
25
Имеется в виду персонаж «Сказки о бочке» Джонатана Свифта, накормивший своих братьев хлебом, но утверждавший, что это не хлеб, а сочное мясо.