Но кроме таких шутливых проявлений злобы они не имели желания выражать свое негодование и дальше.
Постоянным присутствующим при дворе английских фейри был знаменитый Пак или Робин Добрый Малый, который в компании эльфов в какой-то мере вел себя как шут (персонаж, который тогда был в свите каждого знатного человека) — или, если пользоваться более современным сравнением, напоминал Пьеро в пантомиме. Его фокусы были предельно просты, но весьма разнообразны, коронными шутками было отправить человека домой по неправильной дороге, притвориться табуреткой, чтобы спровоцировать старую сплетницу совершить грубую ошибку и сесть на пол.
Если он снисходил до того, чтобы устроить что-нибудь в спящем семействе, то изображал шотландского домашнего духа, прозванного брауни[192].
Эгоистичный Пак был далек от того, чтобы трудиться согласно бескорыстному принципу северного гоблина, который, если для него оставляли что-нибудь из одежды или еды, покидал семью с большим неудовольствием. Робин Добрый Малый, напротив, должен был иметь пищу и отдых, как сообщает нам Мильтон среди других своих заметок по поводу страны суеверий, в поэме «L’Allegro»[193]. И следует заметить, что он приводит сказки о фейри, рассказанные у домашнего очага, скорее с шутливым, чем с серьезным оттенком; это иллюстрирует то, что я сказал о более умеренном характере героев южных поверий по сравнению с шотландскими, рассказы о которых большей частью устрашающего и нередко омерзительного характера.
Бедный Робин, однако, между которым и королем Обероном Шекспир ухитряется выдерживать отчетливую субординацию, на какой-то момент обманывающую нас видимостью реальности, несмотря на уходы в остроумие и юмор, был покрыт забвением даже в дни королевы Елизаветы. Мы уже видели в отрывке, цитированном из Реджинальда Скотта, что вера пришла в упадок, как следует из слов того же автора, еще более решительно подтверждает, что время Робина кончилось.
«Знайте же, кстати, что в прежние времена Робин Добрый Малый и хобгоблин были так же ужасны и так же заслуживали доверие людей, как сейчас ведьмы и колдуны, и придет время, когда колдуна будут осмеивать и презирать и понимать его так же ясно, как иллюзии и мошенничество Робина Доброго Малого, про которого ходит столько же убедительных рассказов, сколько про ведовство; более того, переводчиков Библии не радует называть духов именем Робина Доброго Малого, так как колдунами называют пророков, предсказателей, отравителей и мошенников». В том же тоне Реджинальд Скотт обращается к читателю в предисловии: «Хочу сделать серьезное предупреждение тем, которые являются пристрастными читателями: отложите свою пристрастность, чтобы взяться за лучшую часть моего письма и непредубежденными глазами взглянуть на мою книгу. Обидно было бы потерять понапрасну труды и время, потраченные мною: боюсь, я бы здесь преуспел не больше, как если бы сто лет назад умолял ваших предков поверить мне, что Робин Добрый Малый — это великое и древнее пугало — не кто иной, как дурачащий всех торговец, а вовсе не сам дьявол. Но Робина Доброго Малого бояться теперь перестали и папизм полностью раскрыли, тем не менее чары колдунов и надувательство магов все еще действуют».
Этот отрывок, кажется, ясно показывает, что вера в Робина Доброго Малого и его компаньонов-эльфов сейчас устарела, в то время как вера в колдовство удерживает свое место, несмотря на все доказательства и противоречия, и эта вера выжила «до пролития большей крови» ( то есть до Английской революции или Гражданской войны ( «Великая смута»).
Мы должны будем оставить эту прелестную статью о популярном поверье, хотя в ней так много интересного для воображения, что мы почти завидуем доверчивости того, кто в мягком лунном свете английской летней ночи, среди заросших прогалин дремучего леса или на торфяных буграх романтических лугов мог представлять себе фейри, водящих забавный хоровод. Но напрасно сожалеть об иллюзиях, которые, когда-то появившись, должны по необходимости отступить перед растущим знанием, как сумерки перед наступающим утром.
Эти суеверия уже отслужили свое — и с наибольшей пользой, сохранившись в поэзии Мильтона и Шекспира, а также писателей, стоящих гораздо ниже этих великих имен. О Спенсере[194] мы не можем сказать ничего, потому что в его «Королеве фей» название является просто обстоятельством, которое связывает прекрасную аллегорию с популярным суеверием, и вместо него он вполне мог бы использовать слова «Утопия» или «Безымянная страна».
Вместе с народным поверьем о фейри, без сомнения, исчезли и многие связанные с ним предметы культа в Англии, но вера в колдунов продолжает сохранять под собой почву. Она укоренилась в головах простых людей как легкое решение многого, что иначе было бы трудно объяснить, как бы в соответствии со Священным Писанием, в котором слово «колдун», употребляемое в нескольких местах, передавало тем, кто не интересуется тонкостями перевода с восточных языков, мысль, что разновидности колдунов могут быть и теми, кого современное законодательство в большинстве европейских наций наказывает смертью. Эти два обстоятельства предъявляются многочисленными людьми, верящими в колдовство, с аргументами из богословия и закона, который они принимали беспрекословно. Они могли сказать богословам: «Вы не верите в колдунов? А Священное Писание утверждает, что они есть».
Они могли сказать юристу: «Вы оспариваете существование преступления, которое засвидетельствовано в нашем законе и своде законов почти всех цивилизованных стран, в сводах законов, по которым осуждены сотни и тысячи человек, многие или даже большинство из которых признали свою вину и справедливость наказания?»
«Какая подозрительная недоверчивость,— могут добавить они,— отвергающая свидетельства Святого Писания, законодательства и слов самих обвиняемых»!
Несмотря на эти резонные доводы, в века XVI и XVII развитие образования, изобретение книгопечатания, бесстрашные исследования церковных реформаторов, углубившихся в вопросы, до того считавшиеся доступными только духовенству, внесли дух сомнения и недоверия, непризнания авторитетов, мнения которых не подтверждены фактами и представляют собой безапелляционные суждения отдельных лиц о том, о чем в свое время говорили папские буллы и декреты римских консулов. Короче, дух времени мало способствовал возникновению новых иллюзий, каким бы уважаемым ни был мошенник, как бы ни принималось его поведение всем ходом времени и всеобщим молчаливым согласием. Ученые авторы в разных странах бросали вызов самому существованию этого воображаемого преступления, спасая репутацию великих людей, чьи знания, опережающие время, вместе с возрастом могли вызвать подозрения в их причастности к магии, и стремясь положить конец ужасному суеверию, чьими жертвами оказывались престарелые, невежественные и беззащитные, которых можно было сравнить только с теми, кто в старину сжигал людей в жертву Молоху[195].
Мужественное вмешательство философов, которые противопоставили науку и опыт предрассудкам и суевериям, навлекло на них непонимание и, возможно, послужило причиной многих неприятностей, хотя лишь в интересах правды и человечности они заявили о некоторых различиях в понимании демонологии. Представители точной науки с некоторыми оговорками были уверены: они первыми открывают тот факт, что самые замечательные явления природы регулируются определенными законами и не могут быть рационально отнесены к сверхъестественному миру, как это делалось в отношении всего, что находится за пределами собственных, по определению ограниченных человеческих способностей. Каждый успех в познании природы учит нас, что Создателю доставляет удовольствие управлять миром по законам, которые он сам установил и которые в наше время не нарушаются и не отменяются.
Ученый Вир, или Вирий[196], был великим исследователем в области естественных наук и работал под руководством знаменитого Корнелия Агриппы[197], против которого Павлом Иовием[198] и другими авторами неоднократно выдвигалось обвинение в колдовстве; в то же время он страдал от преследований церковных инквизиторов, которые обвиняли знаменитого человека в том, что он отрицает существование духов, — обвинение, несовместимое с обвинением в колдовстве, которое само подразумевает связь с ними. Вир, получив степень доктора медицины, стал врачом герцога Клевского, при дворе которого он практиковал в течение тридцати лет и имел самую лучшую репутацию. Этот ученый, независимо от скандала, который он навлек на себя, был одним из первых, кто напал на вульгарное суеверие и смело обличал его с серьезными аргументами в руках.
192
В английском и шотландском фольклоре домашние фейри. Ростом с ребенка, они одеты в лохмотья коричневого цвета. Обликом брауни несколько странны: у многих нет носа, точнее, переносицы — только две ноздри, у некоторых отсутствуют пальцы рук и ног, у других ладони только с одним, большим пальцем. В горной Шотландии брауни помогают крестьянам варить пиво. А некий камень, называемый камнем брауни, ускоряет процесс варки. Брауни появляются по ночам и выполняют работу, недоделанную прислугой, рассчитывая на самое скромное вознаграждение — миску сливок и коврижку с медом. Стоит предложить брауни новую одежду или какое-либо угощение кроме сливок, как он тут же покидает дом и уже не возвращается, ибо считает, что его пытаются подкупить. Брауни не прочь поозорничать, а если его рассердить, он может и погубить хозяев дома. Брауни очень легко обидеть — достаточно похулить работу, которую он сделал.
193
Затем косматый гость наелся,
У очага чуть-чуть погрелся,
Шмыгнул за дверь и был таков
Еще до первых петухов.
Стихотворение Мильтона «L’Allegro» ( «Весёлый») написано Мильтоном в 1631 г.
194
Эдмунд Спенсер (Spenser, ок. 1552—1599) — английский поэт, автор пасторалей, сатир, гимнов и сонетов, а также знаменитой, оставшейся незаконченной аллегорической поэмы «Королева фей» (1590—1596), сюжет которой основан на легендах Артуровского цикла. Английское стихосложение Спенсер обогатил так называемой спенсеровой строфой.
195
В Библии Молох — ближневосточное божество, которому совершались человеческие жертвоприношения. Согласно современным исследованиям, «молох» — название ритуала сожжения жертв.
196
Иоганн Вейер ( Weyer, также Weier и Wier; 1515 — 1588 гг.) - голландский и немецкий врач и оккультист.
197
Агриппа Корнелий Генрих Неттесгеймский (1486—1535) — немецкий ученый, маг, эзотерик и философ эпохи Возрождения, автор «Оккультной философии» (1533), трактата «О недостоверности и тщетности научного познания» (1527) и других работ, оказавших большое влияние на эзотерическую и алхимическую традицию.
198
Паоло Джовио, он же Павел Ио́вий Новокомский ( 1483 — 1552 гг.) — епископ Ночерский, итальянский учёный-гуманист, придворный врач римских пап, историк, биограф, географ, коллекционер.