«Мои видения, — сказал он, — начались два или три года назад, когда меня время от времени начали смущать появления большой кошки, которая приходила и исчезала непонятным для меня образом, пока я наконец не был вынужден признать, что это не ручной домашний кот, а химера, существующая только в моих поврежденных органах зрения или в расстроенном воображении. Тем не менее я не имел серьезных возражений против животного, развлекающегося видом недавно скончавшегося вождя горцев, цвета пледа которого менялись, если кошка случайно оказывалась с ним в комнате, хотя он даже и не видел ее. Я, кроме всего прочего, довольно хорошо отношусь к кошкам и спокойно переносил присутствие своего воображаемого спутника, так что и он стал почти равнодушен ко мне, а по прошествии нескольких месяцев он уступил место привидению более важного типа или, по крайней мере, более импозантной внешности. Оно было не больше и не меньше, чем призрак лорда-церемониймейстера, разодетого так, словно он ждет генерал-губернатора Ирландии[31], лорда верховного священнослужителя пресвитерианской церкви[32] или кого-то еще, кто носит на своем лице отпечаток врученной ему верховной власти.
Этот персонаж, наряженный в пышные одежды придворного, с сумой и мечом, в расшитом жилете и складной треуголке, неслышно скользил рядом со мной, словно призрак Бо Нэша[33], и, будь это в моем собственном доме или каком-то другом, поднимался передо мной по лестницам, словно возвещая о моем приходе в гостиной; временами он, казалось, смешивался с компанией, хотя было достаточно очевидно, что никто не сознавал его присутствия и что я один замечал знаки уважения, которые это воображаемое существо, казалось, стремилось оказать мне. Это чудо моих фантазий не производило на меня большого впечатления, хотя и привело к сомнениям относительно природы моей болезни и к тревоге о том, как это может сказаться на моих интеллектуальных способностях. Но эта фаза моей болезни также имела свой установленный срок. Через несколько месяцев призрак лорда-церемониймейстера больше не показывался, но сменился одним ужасным видением, поразившим мое воображение, так как было оно не чем иным, как образом самой смерти — призраком скелета. Будь я один или в компании, — прибавил несчастный больной, — этот последний призрак никогда не покидал меня. Сотню раз я напрасно говорил себе, что это не реальность, но только образ, вызванный болезненной остротой моего воображения и расстроенных органов зрения. Но что толку в таких возражениях, когда символ и предсказание смерти стоят у меня перед глазами и когда я чувствую себя, хотя только и в своих фантазиях, спутником фантома, призрачного обитателя могилы, хотя я пока еще дышу на этой земле? Наука, философия, даже религия не могли вылечить такое нарушение, и я чувствую, что определенно паду жертвой этой болезни, хотя и не верю в реальность фантома, стоящего передо мной».
Доктор потратил много усилий, пытаясь понять но этим деталям, насколько сильно этот зрительный призрак закрепился в воображении его пациента. Он ловко обрушил на больного, лежащего в постели, лавину вопросов, касающихся появления фантома, считая, что он может подвести его, как чувствительного человека, к таким противоречиям и несообразностям, которые заставят его здравый смысл, казавшийся незатронутым, успешно победить это фантастическое нарушение со столь фатальными последствиями. «Ну, так этот скелет, — сказал доктор, — кажется, вы все время видите его перед глазами?» «К сожалению, это моя судьба, — ответил больной, — всегда видеть его». «Тогда, как я понимаю, — продолжал врач, — он и сейчас присутствует в вашем воображении?» «В моем воображении? Конечно», — ответил больной. «И в какой части комнаты вы ожидаете появление призрака?» — спросил врач. «Непосредственно в ногах моей постели, когда шторы остаются слегка открытыми, — ответил больной, — скелет, по моему мнению, располагается между ними и заполняет свободное пространство». «Вы говорите, что чувствительны ко всяким иллюзиям, — сказал его друг, — хватит ли у вас твердости признать, что это правда? Хватит ли у вас мужества встать и подойти к тому месту, которое, как вы считаете, он занимает, и убедиться, что это только иллюзия?» Бедняга вздохнул и отрицательно покачал головой. «Ну, — сказал доктор, — мы попытаемся провести эксперимент иначе». Он поднялся со стула, стоявшего около кровати, и занял место между полуоткрытыми шторами в футе от ложа, где, как сказал больной, было место, занятое призраком, и спросил, виден ли еще призрак? «Не полностью, — ответил пациент, — потому что вы между ним и мною, но я вижу его череп над вашим плечом».
Ученый начал свое лечение с того, чтобы, опираясь на знание больным философии, показать, что воображаемый призрак был частью его собственной личности. Это не имело успеха. Он перешел к другим методам исследований и лечения, но результат был также отрицательным. Пациент погружался во все более и более глубокое уныние и погибал от того же самого болезненного состояния мозга, в котором протекали последние месяцы его жизни; его случай оставался грустным примером способности воображения убивать тело несчастного человека, который страдает от фантастических ужасов, с которыми не может справиться его интеллект. В данном случае пациент погружается в свою болезнь, и обстоятельства его странной болезни остаются непонятными, так как он не хочет из-за своей предсмертной болезни потерять хотя бы что-то от заслуженной репутации благоразумного и дальновидного человека, каким он и был в течение всей своей жизни.
Рассмотрев эти два замечательных примера из целого ряда подобных фактов, приведенных Ферриером, Гиббертом и другими авторами, в последнее время касавшимися этой темы, можно, мы думаем, несколько усомниться в предположении, что наружные органы могут по различным причинам быть столь сильно нарушенными, давая мозгу неверные представления об окружающем мире, и что человек в таких случаях действительно видит пустые и фальшивые формы и слышит идейные звуки, которые представители примитивных обществ, естественно, относят к действию демонов или бесплотных духов. В таких несчастных случаях пациент в интеллектуальном отношении находится в положении генерала, лазутчики и соглядатаи которого подкуплены врагом и который должен погрузиться в трудную и тонкую работу по изучению и корректировке с помощью собственных аргументов надежности их отчетов, слишком несопоставимых, чтобы им можно было доверять.
Но для такого предположения есть правило, о котором стоит упомянуть. Те же самые ряды нарушений органов чувств, которые, как продолжительное расстройство зрения, явились темой нашего последнего рассказа о призраках кошки, вальяжного церемониймейстера и рокового скелета, могут быть на короткий или почти молниеносный миг видениями у человека, в иных отношениях все прекрасно видящего. Такие преходящие обманы органов чувств, если они встречаются у людей с сильным интеллектом и образованием, дают много оснований для критики, и после обдумывания их характера нереальные представления о происходящем заменяются истинными. Но во времена невежества эти примеры, в которых любой объект воспринимается неверно либо из-за органов чувств, либо из-за воображения, либо из-за совместного их влияния, в течение короткого времени могут быть приняты за прямое свидетельство сверхъестественного призрака; такое доказательство тем более трудно оспаривать, если фантом был засвидетельствован человеком разумным, занимающим высокое общественное положение, который может удовольствоваться констатацией этого факта и не имеет времени или желания исправить свои первые впечатления. Эти виды обманов так часты, что один из величайших поэтов настоящего времени ответил леди, спросившей его, верит ли он в призраков: «Нет, мадам, я слишком много видел их сам». Я могу привести один или два примера подобного рода.
31
В Ирландии до 1922 г. во времена английского господства существовала должность лорда-наместника Британского королевства.
32
Пресвитерианство — разновидность кальвинизма, направления протестантского вероучения, на английской почве воплотившегося в пуританстве.
33
Лондонский денди, полное имя — Ричард Бо Нэш (1674—1762). Он начинал светскую карьеру как игрок, но в 1704 г. был назначен распорядителем балов на курорте Бат, в каковом качестве и получил всеобщее признание. Его усилиями Бат превратился в фешенебельный курорт