Мы уже упоминали, что существует много рассказов о призраках, которые не стоит огульно называть ложью, поскольку нет сомнений, что люди, связанные с призраками по собственной воле, на самом деле верят в то, о чем говорят, и могут иметь уважительную причину для этого (хотя, разумеется, призрак в действительности не существует). Мы далеки, следовательно, от утверждения, что подобные рассказы обязательно лживы.
Легко предположить, что видение было вызвано ярким сном, пробуждающейся мечтой, расшалившимся воображением или попросту обманом зрения; во всех случаях нельзя говорить об умышленном обмане, который, конечно, вероятен, и мы понимаем, что можно найти объяснение для всего того, что зовется истинными историями о призраках.
Поистине, свидетельства по поводу призраков очень редко подвергаются тщательному изучению. Рассказ о сверхъестественном явлении в большинстве случаев служит приятным способом развлечь общество. Недоверчивость в этой ситуации может стать нарушением приличий, чем-то наподобие сомнения относительно истинной ценности антиквариата, показываемого добродушным коллекционером любопытным гостям. Это затруднение становится тем более серьезным, если компании на редкость повезет встретить человека, который сам наблюдал чудеса, о которых он рассказывает; хорошо воспитанный или благоразумный человек в таких обстоятельствах будет воздерживаться от перекрестного допроса, уместного в зале суда, но отнюдь не в гостиной. Ведь ответы даже самых искренних и честных людей будут служить для того, чтобы поддержать доверие к рассказу, нежели восстановят неприкрашенную истину. Рассказчика спрашивают, например, о какой-то мелочи, он отвечает необдуманно, полагаясь на воображение, как бы окрашивая ответ своей верой в призраков, и часто приводит подробность, которая ранее отсутствовала, а теперь возникла помимо его желания, совершенно неосознанно. На самом деле редко удается поговорить с теми, кто действительно видел призраков; с такими очевидцами я, тем не менее, встречался, и это были разумные, искренние и решительные люди, в чьей правдивости я нисколько не сомневался. Но за видениями, как правило, следовали помрачения ума, существенно влиявшие на описание предполагаемого призрака и всегда вызывавшие у меня чувство тревоги по поводу состояния здоровья друга, которому самому требовалось разобраться, был ли он очевидцем этого явления.
Наибольшим приближением к достоверному свидетельству о призраках служит рассказ человека, который слышал историю от того, с кем это случилось, или, что более вероятно, от его семьи или от друга этой семьи. Чаще всего рассказчик имеет не больше возможности узнать что-то достоверное, чем все те, кто проживает в той местности, где случилось явление призрака, или хорошо знаком с окрестностями усадьбы, в которой призрак появлялся. В каждом случае свидетельство рассказчика, излагающего мистическую историю с чужих слов, должно рассматриваться подобно делу в суде. Судья остановил очевидца, который собирался свидетельствовать об убийстве со слов призрака убитого. «Подождите, сэр, — сказал судья, — призрак превосходный свидетель, и его показания весьма важны, но он не может быть выслушан в суде через доверенное лицо. Вызовите его сюда, и я его выслушаю, но ваши слова — только слухи, которые мне непозволительно принимать во внимание».
Когда кто-либо ручается за историю, которую три или четыре человека пересказывали друг другу, он выказывает свойственную роду человеческому веру в сверхъестественное, соответствующую нашей любви к удивительному и ужасному.
Правдивость таких рассказов спорна: мы не можем иметь доказательств, относящихся к тому периоду развития общества, когда человек верил решительно во все чудеса, которые только могли быть придуманы. Тот факт, что подобным историям верили, что их пересказывали серьезные историки, доказывает лишь, что и самые мудрые люди не могут во всем подняться выше общего невежества своего времени. По таким свидетельствам мы можем верить и в знамения древнего Рима или в чудеса современного.
Например, мы читаем у Кларендона о явлении призрака сэра Джорджа Вильерса его старому слуге. Этот рассказ достойного автора пришел из времен, когда схожим историям верили во всем мире, но должен ли наш разум молчаливо соглашаться со всеми заявлениями, столь решительно противоречащими Природе во всех ее проявлениях? Наш Спаситель отказал в чуде воскрешения евреям, которые требовали чуда как доказательства его слов; но у них и без того было достаточно оснований уверовать, а поскольку они не поверили, Бог, которого они просили, сказал, что они не поверят, даже если он воскресит кого-то из мертвых. Можем ли мы предполагать, что чудо воскрешения, в свершении которого отказали избранному народу, было явлено в тщетном намерении спасти распутного прожигателя жизни? Я отклоняю полностью необоснованное предположение, что Тауэрс, или как там звался человек, видевший призрака, желал произвести впечатление на Бэкингема, поскольку этот старый слуга мог соблазниться желанием дать ему совет, который сегодня не кажется нам важным, притворившись призраком его отца, и подтвердить рассказ упоминанием о примете, известной ему как давнему слуге семейства.
Герцог был суеверен и с легкостью поддавался на обманы астрологов и предсказателей. То, как он провоцировал гнев народа, позволяло человеку разумному предвидеть ожидающую его участь, а учитывая возраст, не было ничего неестественного в том, что преданный друг выбрал именно такой способ привлечь его внимание. Или же, если предположить, что все обстояло иначе, посланец мог быть обманут страшным сном — словом, можно придумать бесчисленное множество догадок для объяснения случившегося естественными причинами; и самая экстравагантная догадка будет более вероятной, чем нарушение законов природы ради бесполезного предупреждения честолюбивому фавориту.
То же самое относится и ко всем прочим историям о привидениях, рассказываемым у камина. Они нуждаются в доказательствах. Верно, что общее стремление верить дало таким историям определенное влияние в обществе. Могу упомянуть историю с покойным графом Сент-Винсентом, который, как говорят, всю ночь бодрствовал с друзьями, чтобы выяснить причину ночных беспокойств в некоем поместье. Дом арендовала миссис Риккетс, его сестра. Герцог слышал ночью какие-то шумы, не имея возможности определить их причину, однако настаивал на том, чтобы сестра съехала. Историю Сент-Винсента передают с тысячей различных подробностей. Но кто слышал подлинный рассказ графа Сент-Винсента, его «товарищей по вахте» или его сестры? Как и в любом другом случае, для того, чтобы доказать какие-то факты, необходимо столь надежное свидетельство, что кажется неразумным верить в подобную историю при недостатке подтверждений. Кто мешает нам предположить, что лорд Сент-Винсент, человек выдающихся достоинств и первоклассный моряк, имел склонность к суевериям? Не мог ли его светлость посоветовать сестре съехать вовсе не из-за непонятных ночных шумов, а из-за того, что ему попросту не нравился этот дом?
История о двух очень уважаемых офицерах британской армии, которые, как считается, видели призрак брата одного из них в хижине или казарме в Америке — также один из тех рассказов, которые считаются за правду, поскольку в них упоминаются имена людей высшего общества. Но мы оставляем без внимания условия, при которых начал свое хождение этот рассказ, равно как и то, кем и каким образом он впервые был изложен. И хотя все уверены в истинности описываемого события, едва ли найдутся двое таких, кто перескажет эту историю одинаковыми словами. Другая история, в которой фигурирует имя одной высокопоставленной дамы, видевшей призрак во французской деревне, подтверждается людьми, которые, по их утверждениям, общались с непосредственными участниками событий. На мой взгляд, обстоятельства происшествия (весьма любопытные сами по себе) не исключают того, что появление призраков было подстроено ловкими злоумышленниками.