Так вот, какие недостатки первым делом бросаются в глаза? Это скверная хозяйственная база. Научной промышленности у нас в стране почти нет, хозяйственная организация научных институтов путаная и нелепая. Совместительство разбивает научные силы и.плохо их использует. Отсутствие единства и цельности в научной организации. Отсутствие научной общественности и пр. и пр.
Теперь, кто виноват в таком положении вещей и как это исправить?
Конечно, в создавшихся условиях должна быть коренная причина, которую надлежит отыскать и с которой надо бороться первым делом.
Первое и естественное предположение, что это происходит от отсутствия внимания к науке со стороны руководящих товарищей в правительстве. Такое мнение существует у многих ученых. Я не разделяю этого мнения. Правда, я часто бываю не согласен с целым рядом мероприятий, в особенности с тем, как у нас поступают с отдельными учеными, и, несмотря ни на что, это высказываю. Но в основном мне кажется, что у партийных руководителей и у товарищей в правительстве есть искреннее желание наладить научную жизнь у нас в стране и полностью признается значение науки.
Второе предположение, что ученые у нас плохие и неталантливые. Но и это тоже не так. Сравнивая наших ученых с заграничными, я считаю, что, в среднем, они ничем не хуже.
Но вот что поражает меня больше всего — это [то], что дух в нашей ученой среде плохой. Главное, что нет никакого энтузиазма и подъема в работе. Это резко бросается в глаза. <...> Наша ученая среда не сплочена и оторвана от жизни страны. Но хуже того, она не только не стыдится этой оторванности, но, нет сомнения, у нас немало «жречества», т. е. ученый часто рассматривает себя чем-то высшим, самостоятельным. Общее настроение нездоровое: «нам все должно быть налажено и сделано, и мы только будем работать научно».
Конечно, при таких условиях положение руководящих товарищей очень затруднительно. Как же наладить условия для таких ученых? Как бы умны товарищи нашего правительства ни были, но детально разбирать и понимать научные работы, какие из них надо поддерживать больше, чем другие, они не могут и никогда не смогут, и требовать этого от них нелепо.
Например, при организации научной работы очень важна оценка научных работников, и в нормальных условиях это, конечно, дело здоровой научной общественности — указывать на крупных ученых и раскрывать шарлатанов. Но вся эта общественная сторона научной жизни неприятна, а так как у наших ученых нет энтузиазма к тому, чтобы поднять советскую науку, то каждый только думает, как бы от нее отстраниться и только эгоистически заботится о своей собственной работе и жизни.
Сейчас у нас, например, создались такие условия: чтобы нашему ученому получить признание, он ищет оценку своей работе не у своих товарищей, в Союзе, а за границей, где существует научная общественность. И за это даже винить нельзя наших ученых, так как у них другого выхода нет. Но это нелепое и нетерпимое положение только одно лишнее доказательство слабости научной жизни в Союзе.
В отсутствии энтузиазма у ученых к тому, чтобы поднять советскую науку, и следует, мне кажется, искать причину того печального положения с наукой, которое у нас создалось.
Если бы наши ученые дружно стали бы добиваться организации нашей научной жизни и начали бы бороться за уничтожение болезней организации нашей научной жизни, то дело быстро бы изменилось. Если бы наши ученые умели ясно сказать, что им необходимо для работы, то я уверен, что их запросы были бы удовлетворены не хуже, а лучше, чем в любой капиталистической стране.
Так почему же нет этого энтузиазма у наших ученых, а есть, например, у англичан?
Наши ученые оторваны от эпохи и от жизни, и в этом корень зла.
Теперь, как изменить такое положение? Тот взгляд, который я хочу сейчас развить, покажется парадоксальным большинству наших ученых, но я все больше и больше убеждаюсь, что он единственный [верный].
Научная работа есть творческая работа, а современная научная работа есть к тому же и коллективная творческая работа. Всякий художник, чтобы творить с энтузиазмом, должен чувствовать, что его работу признают и понимают.
Возьмем для примера театр у нас в Союзе. Нет сомнений, у нас лучший в мире театр. Кто же его создал и почему он стал таким? Я думаю, причина — это природная любовь к театральному искусству, которая существует в нашем народе. Оценивая хороших актеров и режиссеров, мы отбираем их, а этим мы поднимаем искусство и даем ему энтузиазм творческой работы. Театр наш, конечно, создается зрителями, а не актерами. И так дело обстоит со всякой творческой работой. Уровень ее создается не творцом, а тем, для кого творят. Основная разница нашего строя с капиталистическим [в том], что зритель у нас — вся масса народа, у нас нет ограниченного избранного класса богатых людей, которые могут быть ценителями искусства. Поэтому наш театр так успешно развивается, потому что это пример искусства для широких масс.
В других областях художественного творчества, где еще не удалось вовлечь массы, у нас хуже.
Для примера возьмем живопись. С картинами у нас явно слабо, меценатов у нас быть не может, а пока что не найдены те формы связи художника с массами, которые бы дали почувствовать художнику оценку своего произведения. Поэтому живописное искусство у нас пока что вянет.
Так же дело у нас будет обстоять с любой областью творчества, оно не может у нас развиваться, пока оно не будет сознательно восприниматься массами.
Так же дело обстоит и с научным творчеством. Массы от него далеки, и ученые творят сами по себе, либо для себя, а наиболее крупные из них только заинтересованы тем признанием, которое они получают на Западе. Своей советской наукой они не гордятся, так как они не чувствуют, кому она нужна.
И до тех пор, пока хотя бы наиболее культурные верхушки рабочего и крестьянского класса не будут приветствовать каждое достижение нашей науки, ученые останутся изолированной кучкой, в которой будет возможна почва для всякой вредительской работы, а при удобном случае будут покидать Союз.
Что же делать? Есть две возможности, первая — это предоставить вещам течь своим порядком, ждать, пока промышленный голод страны насытится, культура подымется и естественно появится интерес к науке и научному творчеству.
Другой путь и, по-моему, единственно правильный — это теперь же начинать внедрять в массы интерес к науке. Но для того, чтобы поднять этот интерес в стране, надо вести самую энергичную пропаганду науки в массах. Я думаю, если бы значительная часть сумм, отпускаемых на науку, теперь же была потрачена на эту пропаганду, то лет через 5—10 это возместилось бы поднятием всего уровня науки в Союзе.
Боюсь, что мои коллеги ученые такой мой взгляд не разделят, и поэтому я пишу об этом Вам, как руководителю партии, так как мне кажется, что Вы скорее почувствуете правоту этих взглядов.
У нас, конечно, делается кое-что по организации пропаганды науки в стране, но это очень мало и очень слабо, даже по сравнению с Западом. Я же предлагаю перенести сюда центр внимания.
Задача, мне кажется, ясна: надо воспитать в массах интерес к науке, показать значение ее для прогресса. Я думаю, что это нетрудно, так как у нас в массах заложен большой естественный интерес к науке, который не меньше интереса к театру. Этот интерес к науке можно показать на многих примерах. С какой охотой у нас слушают популярные лекции, читают популярные статьи, посещают <...> научные выставки и пр. Этот интерес к науке у нас далеко не удовлетворяется, и мы очень отстали от европейских стран в этой работе, и еще хуже то, что значение ее у нас недостаточно понимается. В капиталистических странах уделяется очень много внимания научной пропаганде. В Англии эта работа особенно широко развита, и я думаю, что этим в значительной степени объясняется <...> исключительно высокий уровень ее науки.
Англия еще сто лет тому назад создала специальные общества популяризации науки — Королевский институт и Британскую ассоциацию для распространения науки. Ее музеи — Британский, Кенсингтонский[79] — наиболее значительные в мире, в ее прессе, более чем в [прессе] других [стран], уделяется места для науки и научной жизни. Такая политика вызвана целым рядом обстоятельств, и, по-видимому, главное из них то, что вся английская наука существует и всегда существовала на частные пожертвования. Таким путем собираются очень большие суммы, и, очевидно, успешно это делать только возможно, если в стране существует широкий интерес к науке.