Доктор сказал, что, чтобы идти дальше мне нужно оставить (или закончить) то, что держит меня в одной точке. мы сошлись на том, что это писательство. А поскольку ответственность не дает мне просто взять и бросить что-то незаконченным… То да, медленно, выкладывая в год по одной главе, я рано или поздно закончу свои работы.
А пока ловите саундтрек, под который я писала эту главу (хотя он подходит под описание моего внутреннего состояния уже полгода как)
A Million Stars Falling - Ninja Tracks
И да, я буду рассказывать о том, что у меня происходит хотя бы потому, что мой психотерапевт сказал, что мне необходима аудитория, которой нужно выговариваться. Самое забавное наверное то, что мне даже не нужна обратная связь. Важно просто выговориться.
Пы.Сы. Я, правда, хотела писать сюжет, ориентированный по письмам, но как-то судьба иначе решила. Правда в том. что я их написала изначально давно уже, когда только придумывала сюжет, но сейчас обнаружила, что потеряла их.
Пы.Сы.2. Я правда могу сейчас повернуть сюжет кверху задом, потому что не понимаю, чего желаю от работы (не смотря на то, что так-то сюжет продуман от и до)
Пы.Сы.3. А поскольку я хочу поскорее дописать, то я не буду тратить время на работу с черновиками. знаю, безответственно. знаю, сливаю все к чертям. знаю, разочаровываю, но груз незаконченных дел, на завершение которых у меня осталось слишком мало времени, давит. Наверное лучше узнать концовку, чем ждать конца, который скорее всего не получите.
Осторожно запускаю пальцы в пряди, искусно завитые в аккуратные волны, вглядываюсь в отражение и пробегаю глазами по диадеме из тончайшего хрусталя, идеально переливающейся на фоне огненных волос. Снова поддалась, снова примерила, снова убедилась в том, что сделала ничуть не меньше, чем Лора — родилась.
Вздохнув, снимаю достаточно хрупкое украшение с головы, на секунду задерживая ее в руках, незаметно украсть ее — вот чего мне хочется сейчас. Не понимаю, в кого я превращаюсь в стенах дворца, но не покидает чувство, что здесь все мои пороки выползают наружу, обвивая меня с головы до ног подобно змеям.
— Что ты, черт возьми, творишь?! — раздается из дверного проема.
Все происходит за мучительные секунды. Испугавшись, я слишком резко дернулась, невесомый хрусталь выскользнул из рук в мгновение ока. Я успела лишь повернуться и заметить, что эта красота разбилась на мелкие, неаккуратные осколки.
Томас.
Я подскакиваю к диадеме и остервенело собираю осколки в карман юбки, некоторые, особо проворные, впиваются в подушечки пальцев, но мне плевать. Важно убрать осколки, чтобы принцесса ни в коем случае их не нашла. Брат подходит ко мне и, схватив за плечи, заставляет посмотреть ему в глаза.
— Айрин, ты хотя бы понимаешь, что ты наделала? — шипит он, больно сжимая за плечи. — Что будет с тобой, если принцесса заметит отсутствие именно этой диадемы?
— Не заметит, — равнодушно бросаю я. — У нее их столько, что и не перечесть. Эта была и вовсе в дальнем углу…
Томас вздыхает и приседает рядом, чтобы помочь подобрать осколки. Я благодарна ему, но говорить об этом не собираюсь. Он сам виноват в том, что, черт возьми, зашел сюда. Не сделай он этого — я бы просто убрала ее на место.
— Какого черта ты вообще ее достала? — не унимался он.
— Я только примерить, — твердо ответила я, но Томас слишком хорошо меня знал.
Выведя меня их покоев принцессы, он отвел меня в одну из заброшенных комнат, ни на секунду не выпуская из рук мое предплечье. От его пальцев уже, правда, становилось больно.
— Не сжимай так, останутся синяки, — бросаю я, и он тут же выпускает руку.
— Господи, Айрин! — то ли вскрикивает, то ли вздыхает он, проводя рукой по лицу. — Ты хотя бы понимаешь, где мы находимся и к чему могут привести твои действия? В тюрьму захотелось? Украсть диадему…
— Я не хотела ее красть… — начинаю оправдываться я, но он тут же прерывает меня жестом ладони.
В его холодном взгляде карих глаз сейчас собралась вся накопленная на меня злость. Это пугало до чертиков, потому что никогда прежде по отношению ко мне он не проявлял грубость.
— Это я и имел ввиду, когда говорил, что тебе нельзя здесь оставаться. Ты просто капризный ребенок, который вместо того, чтобы все как следует взвесить, сделала свои выводы и немедленно понеслась творить ошибки. Одну за другой. Ты не понимаешь, что можешь навредить не только себе, но и маме тоже, как и мне. Ты думаешь лишь о себе и своей обиде.
Внутри все клокочет от боли, злости и обиды. Но в большей степени даже не на Томаса, на себя скорее. Я злюсь, и от злости наворачиваются слезы. Я, может, и понимаю все, но в этой схватке всегда побеждает мой собственный эгоизм.
Наверное, мне все-таки следует послушать Томаса и уехать отсюда. Мои игры и правда могу закончиться провалом. Даже не столько просто моральным провалом, сколько вполне реальной тюрьмой или наказанием плетью.
Я моргаю медленно и стараюсь дышать спокойнее, когда произношу:
— Что мне сейчас делать? — одним взглядом указываю на карман с осколками, — Она может обнаружить пропажу.
Томас вздыхает и качает головой, начиная мерить комнату шагами.
— Я что-нибудь придумаю, пока будем надеяться, что она ничего не заметит, — задумчиво произносит он, но потом, снова качнув головой, срывается на крик: — Черт возьми, Айрин, у тебя в детстве было все, почему ты завидуешь так сильно?!
Я, не выдерживая всхлипываю, оседаю на пол.
— Я не знаю, что делать, Томас. Я брожу по лабиринту, который подбрасывает мне все новые и новые испытания. Я, правда, не понимаю, что происходит, и что я делаю. Я просто запуталась. Мне кажется, что у меня что-то отобрали. То, что должно было принадлежать мне.
Том опускается рядом со мной и, осторожно привлекая за плечи, обнимает, пытаясь успокоить меня, так бессовестно ревущую над руинами своей спокойной жизни. И понять бы мне. что эти руины создала я сама…
***
Последствия настигли меня буквально на следующий день. Обычное утро в ходе которого все мои скудные пожитки оказались в цепких лапах гвардейцев, что бессовестно ворошили все, до чего эти самые лапы дотягивались.
Наверное, будь это мои собственные вещи, я бы возмущалась в два раза правдоподобнее. Если бы мне не было что скрывать — и вовсе в четырежды.
«Диадему принцессы украли», — так и доносилось со всех сторон с самого утра. И, слава Богу, я была достаточно хорошей актрисой в нужные моменты, мне удалось подделать даже спешку, когда я сорвалась в покои принцессы, чтобы «немедленно спросить о произошедшем».
Внутри все буквально сгорало от ненавистных мыслей о собственном двуличии, но спасибо недремлющему эгоизму — если бы не он, наверное, совесть убедила бы выложить все как было. Эгоизм, страх и здравый смысл — составляющие меня, которым я, действительно, бываю благодарна за одно лишь их существование.
— Видела сегодня ее высочество, — едва слышно шепчет случайная служанка, чье имя я не запомнила, — страшное зрелище. Как ума лишенная носится по дворцу и ищет эту диадему. Вот что бывает, если у избалованного ребенка отобрать любимую побрякушку.
— И то правда, Касс, — скрипучим голосом подтверждает другая. — Кто бы ни говорил, что его величество готовит себе достойную замену, перед нами лишь избалованный ребенок. За все годы, что я здесь, она не сделала ни единого вклада в дело ее отца.
— Да уж, в семье не без урода, — шепчет третья, вызывая дружное перешептывание.
От всех этих слов по телу пробегают мурашки. Догадывалась ли принцесса, что по коридорам дворца ходят такие слухи? Что ее собственные слуги поливают грязью, пока она не слышит и не видит?
Хотя мне ли осуждать их? Мои поступки доказывают, что я сама ничуть не лучше этих сплетниц.
Увидеть принцессу, как-то бездумно расшвырявшую по всех комнате собственные вещи, я определенно не ожидала, ее растерянный вид, даже в какой-то степени напугал меня до чертиков. Не было утонченности и грации в том, как она грубо цеплялась за очередную побрякушку кистью и вышвыривала ее себе на кровать, как-то завороженно приговаривая «не то, не то, не то».