Выбрать главу

Я не осталась во дворце, не потому что ненавижу его, а потому, что не хочу детям такой жизни — медленно гаснуть в стенах дворца, проводить сутки за советами и обсуждать политику на завтрак, обед, а быть может и ужин. Быть может все это глупости, и тебя это даже не интересует. Это важно для меня — чтобы ты знал, что я готова ради Айрин и Томаса на все. Абсолютно на все. Даже держать их в неведении всю жизнь. И плевать сколько за это я получу наказаний…

Скоро рассвет… порою мне кажется, будто я потеряла способность на сон. Сейчас мне легко. Я рада, что сказала тебе обо всем. Обо всем — но, упустив детали. Да и кому они нужны? Эти детали? Что они изменят? Абсолютно ничего. Пары незначительных слов не способны изменить наши жизни — и пусть мое заявление противоречит всем законам фильмов и книг — я убедилась в этом.

Однако, я попробую сообщ.ть хотя бы ч…ть из них…

Стоит ли на. с то…о, что мои… -…левские…..ники…тола, не…онн………нные. Они… право на……илию Си., но……..аву рожд… они дол……….осить к…..ев…ую……… -…..ив. А…ин.Эсм…рив….. Том……. Оу…н Ш…ив. Я бы никогда не позв…а своим дет…… сить фа…ию Кросс — они ли… ж…лкие трусы и пред…ли.

Их т.ну я тоже не…гла тебе открыть — Уилльям Кросс был одним из предателей, подсаженных крыс. Он потакал твоему отцу, а в следующее мгновение доносил все до южан. Это благодаря ему они знали все изъяны дворца и гвардии. Они знали в какой момент напасть и как нанести больший урон.

Что касается твоего отца и моего брака. Как это связано? И ведь правда. Два абсолютно разных факта. Ответ прост. Твой отец заставил Кросса жениться на мне, заставить любыми способами, чем угодно. А взамен он получал место в совете. Обстоятельства тогда сложились в его пользу. Он получил меня на блюдечке с голубой каемочкой. Я же была загнана в угол.

========== Глава 4. Море волнуется три. ==========

Когда мы вернулись домой, в нем было непривычно тихо. Ни тихих шагов Айрин, ни ее голоса — никаких признаков жизни. «Должно быть, она снова в лесу или на пляже…» — стараясь не поддаваться панике, размышлял я. — Пляж? Солнце уже давно скрылось. Она никогда не задерживалась надолго…»

И вдруг я словно отрезвел. Последние дни сестренка часто возвращалась поздно, практически не разговаривала с нами, хотя еще около недели назад все было в порядке. Я хотел отвлечь маму чем-нибудь, чтобы она не хватилась сразу — она итак в последнее время слишком сильно рискует своим здоровьем — но было уже поздно, мама заметила что-то неладное.

— Айрин?.. — окликнула она, но в прихожей стояла все та же тишина. — Айрин!

Я попытался ее остановить, но она уже рванула вверх по лестнице. Я побежал следом. Распахнув дверь ее комнаты, мама вздохнула и приложила ладонь ко рту. Я не на шутку перепугался и заглянул в комнату. Ничего устрашающего я не заметил. Разве что… идеальный порядок. Обычно в комнате Ри царила такая свалка, что не было возможности что-либо найти.

На аккуратно растленном темно-зеленом покрывале лежал небольшой бумажный лотос. Не смотря на ужас, сковавший меня, я улыбнулся. Сестренка очень любила писать письма, а потом складывать из них разные фигурки. Мама выдохнула и раскрыла письмо, пальцы дрожали, она едва могла держать в руках ветхую бумажонку.

— Мама, я все знаю, — со слезами начала она. — Не бойся за меня, со мной все будет хорошо. Я хочу восстановить справедливость. Вот только… Почему вы скрывали все от меня? Ты, мама, скрывала эту тайну одна на протяжении четырнадцати лет, а потом еще шесть лет вместе с Томасом. Томас, в какой же момент наша связь исчезла? Почему мы с тобой так отдалились друг от друга? Я открывала тебе все свои секреты. Все, кроме разве что одного, и то, лишь потому, что ты не смог бы понять меня. Не смог раньше, не сможешь и сейчас. Я скрыла от вас лишь свои чувства, вы же скрыли от меня мое происхождение, мою значимость. Вы предали меня… — На этих словах мама, не в силах сдерживаться, разрыдалась, отбросив листок, словно он ее обжигал.

Я взял в руки письмо и дочитал оставшуюся часть.

— Я не держу на вас зла… мне немного больно, но уверена, что это пройдет. Не ищите меня. Я лишь хочу посмотреть в глаза человеку, разрушившему твою жизнь, узнать правду, восстановить справедливость…

Восстановить справедливость… волна леденящего ужаса сковала меня. Я едва смог взять себя в руки, но при виде хрупкой фигуры мамы, сотрясающейся от рыданий, все мое самообладание испарилось. Я обнял маму, попутно шепча слова успокоения, которые были чистой фальшью, потому что даже я не верил, что все будет хорошо.

Айрин могла наворотить не мало проблем. Навлечь их как на себя, так и на меня и маму. За себя я не боялся, но если с Ри что-то случится, мама не переживет, это раздавит ее.

— Т-т-томас… — заикаясь, вздохнула мама. — Найди ее, прошу тебя. Она… она может п-п-пострадать…

Ее тихий, надломленный голос, больно резал по слуху. Я пропускал ее боль через себя, сам ощущал все то, что ощущала сейчас она, отчего на глаза наворачивались слезы.

«Томас! Останови ее… Не дай ей уйти, прошу тебя!» — в памяти всплыла подобная сцена, с разницей лишь в том, что тогда сестренка не смогла сбежать.

Я судорожно пытался понять, куда она могла сбежать, где спрятаться на первое время. Ее целью, должно быть, был дворец — по-другому ее письмо не истолковать. Вот только, что она имела ввиду под справедливостью? Я всегда считал Айрин слишком спокойной и невозмутимой, даже в мыслях представить не мог, что она способна сбежать из дома.

После инцидента два года назад, я убедился в том, что за маской тихой девушки прячется настоящая баталия демонов, но надеялся на то, что она не повторит своих ошибок. Этот побег был моим упущением — я не смог заметить ничего подозрительного в ее поведении что в прошлый раз, что в этот. После случая с тем парнем, она очень долго злилась на меня. Поэтому то, что она очень редко вступала со мной в разговор, было естественным. И это было вполне справедливо.

Помню, как в ту ночь смотрел на нее и видел слезы катящиеся по ее лицу, в глазах было столько боли. Помню, как она испуганно смотрела на меня, прижимая к груди мою старую, потрепанную сумку и упрямо твердила, что должна уйти. Я хотел ее отпустить, но я видел, как из мамы словно выкачали жизнь при одной только мысли, что она уйдет.

В ту ночь я не поверил, что она так просто согласится остаться. Поэтому, когда я услышал легкий скрип ее окон, я затаился на крыльце, а затем проследил за ней. Но Ри всегда была гораздо проворнее меня. Я не смог догнать ее. Тогда я был даже рад за нее, потому что верил, что она начнет нормальную жизнь, не зная всю противную тайну нашего происхождения. Я верил, что незнание облегчит ей жизнь.

Но ближе к рассвету я заметил ее фигуру, приближающуюся к дому. Плечи поникли, она выглядела очень разбитой. В этот момент во мне проснулись самые разнообразные чувства. Я хотел убить парня, что посмел обидеть мою сестру, разбить ее сердце. Я хотел подойти к ней, но боялся сделать еще хуже. Поэтому я затаился на кухне и ждал, когда сестра войдет в дом. Но она не вошла. Выглянув в окно, я заметил ее сидящей на ступеньках, устало прислонившей голову к перилам. Я поборол в себе чувства и не подошел к ней. Я не поддержал свою сестру, когда она больше всего нуждалась в поддержке.

Томас, в какой же момент наша связь исчезла? Почему мы с тобой так отдалились друг от друга?

Эти слова больно ранили сердце. Но я знал на них ответ. С тех самых пор, как я узнал всю правду. Она была нелегкой, поначалу я не мог в это поверить. Чтобы мы — люди, живущие на отшибе города, в отдалении, были на самом деле наследниками престола? Кто вообще в здравом уме поверит в эту чушь? Но это была правда…

…ты не смог бы понять меня. Не смог раньше, не сможешь и сейчас.

Я прекрасно понимал ее. Я тоже любил.

Я познакомился с Фелисс, когда мы впервые оказались в лагере повстанцев. Она была словно ангел, спустившийся с небес — я сразу потерял от нее голову. Мне было пятнадцать, ей — четырнадцать. Она была воплощением всего самого прекрасного и невинного… И так думали все. Лишь я научился замечать ее внутренних демонов.