В Мизоре опять окружила меня роскошная растительность, по которой я вздыхал в горах, поросших только зеленым дубняком и рододендронами; рододендроны здесь огромные деревья, осыпанные превосходными пунцовыми цветами. Но ты не любишь ботаники.
Кананор [Кананнур] на Малабарском берегу,
10 сентября
Из Мизора я отправился по бамбуковому лесу, но слонов не видел ни одного.
По живописной дороге я отправился до Тиличери [Телличерри] на Малабарском берегу. Тиличери — деревушка, состоящая из хижин и палаток, обитаемых полуобнаженными туземцами; женщины здесь очень красивы. Теперь я в Кананоре, который похож на Тиличери, но с той только разницею, что в нем стоит много солдат. Отсюда я отправляюсь в Маркару [Меркара], недавно покоренную англичанами[52] и малоизведанную, так что я ничего не могу сказать о ней, кроме того, что она лежит на моем пути. Я очень плохо распорядился насчет переписки и не имею решительно никакого известия из Европы; со времени моего выезда из Лондона я получил от тебя только одно письмо, посланное из Парижа. Впрочем, в последнее время я принял свои меры, и, ежели есть на мое имя письма в Бомбее или Калькутте, я получу их дней через 12 в Бангалоре [Бенгалуру], в который думаю приехать дней через 8, взглянув мельком на Маркару и Серингапатам [Шрирангапатинамм].
[Ему же]
С борта купеческого корабля «Серингапатам»,
между Мадрасом и Калькуттой, 9 октября
После 4 или 5 дней плавания на прекрасном купеческом корабле прибыли в страшную жару к одному из многочисленных устьев Ганга, называемому Хугли. В середине устья находится Тигровый остров, необитаемый и покрытый густым лесом. Капитан рассказал мне, что один из его товарищей имел неосторожность бросить якорь невдалеке от этого острова и что тигры, подплыв ночью к кораблю, похитили нескольких матросов.
По обоим берегам тянутся Бенгальские равнины, одетые яркою зеленью лесов. Лодки Бенгалии пристают к нашему кораблю со съестными припасами, калькуттскими журналами и афишами. Все пассажиры с жадностью бросаются на печатные листки, горя нетерпением прочесть новости из Китая и узнать цену продающихся в Калькутте экипажей, лошадей, индиго, опиума и т. д. Наводят зрительные трубы на суда, вступающие в реку или выходящие из реки, на поверхности которой зыблются по временам человеческие трупы. Здесь существует обычай сжигать покойников или бросать их в Ганг.
Мы плывем мимо пагоды, стоящей уединенно в лесу и до половины разрушенной. Однако же в этой пагоде празднуется ежегодно торжество, привлекающее целые тысячи народа, так что около храма мгновенно возникает обширный стан. Мне рассказывали, что существовал некогда обычай приносить в этот праздник человеческие жертвы и что даже матери бросали иногда своих детей в воду. Но с тех пор как англичане укоренились в этой стране, английская полиция не дремлет и хватает этих детоубийц, с которыми поступают как с убийцами вообще или как с теми, которые возводят на костер женщин. Во всей остальной Индии, не принадлежащей англичанам, варварский обычай сжигания существует в полной силе. Многие полагают, что вдовы восходят на костер под влиянием опиума, которым поддерживается их слабеющее мужество. Но я, со своей стороны, допускаю это средство как исключение: мне не хочется уменьшать достоинства этих несчастных жертв.
Мы приближались к Калькутте и перебрались на пароход. На берегах рисуются загородные домики англичан, выстроенные в итальянском вкусе. От устья реки до Калькутты не более 100 миль, и этот переезд совершается в 2, 3, а иногда ц в 4 дня, потому что нужно посылать за пароходом, и притом по ночам плавания не бывает. Вчера вечером случилось происшествие. К нашему пароходу прицеплена была маленькая бенгальская лодочка, в которой сидели 4 индийца, употребляемые нами для рассылок. Вдруг при сильном повороте парохода лодка опрокинулась. Трое из индийцев уцепились за обшивку парохода, но четвертый был унесен быстрым течением реки. Впрочем, он плавал как утка, и ему угрожала единственная опасность попасть в зубы акулы или крокодила. Спущенная шлюпка поспешила на помощь несчастным.
Мы бросили якорь перед Калькуттой. С первого взгляда город похож на Петербург: река, широкая, как Нева, ряды европейских зданий с большими промежутками, низменная местность и целый лес мачт. Ma che colora, che suclata [ «Но какая жара, какая духота»].
Наконец я в Калькутте, в гостинице «Спенс». Тотчас же по приезде я послал к банкиру Бэгшау и К° осведомиться о письмах. Ты помнишь, что я просил тебя адресовать свои письма в Бомбей на имя Лекки и К°, а им поручил переслать в Калькутту к Бэгшау и К°; но до сих пор нет еще ни одного письма. Вот уже несколько месяцев, как я обратился с подобными же просьбами к Елизавете Салтыковой] и к моему управляющему, а все ничего… Не понимаю, что это значит?
[Ему же]
Калькутта, 12 октября 1841 года
Я получил твои письма из Бадена. Несколько дружеских слов оживили меня: благодарю тебя!
Ты мне пишешь, что выслал мне собственных твоих денег 10 тысяч франков, да мой управляющий выслал еще какую-то сумму; но дело в том, что я ровно ничего не получал: на все мои настоятельные требования, убеждения и просьбы из России ни ответа, ни привета. У меня остается всего-навсего 3 тысячи франков; а жизнь в Калькутте так дорога, что трудно поверить.
Я, слава богу, здоров, только страдаю от невыносимой жары. Иногда, во время прогулок, просто из сил выбьешься.
Был я здесь в английском театре; давали драму и комедию. Актеры очень хороши, зала красива, удовлетворительно освещена и постоянно освежается огромными опахалами, прикрепленными к потолку.
Каждый вечер здесь бывает гулянье по берегам реки, на протяжении целой мили. Это оживленное гулянье напоминает гулянье 1 мая в С.-Петербурге, только здесь вовсе не ходят пешком. Прогулка длится не более часа, во время солнечного заката. Каждый раз играет музыка; вчера играли Норму, «Nira Norma», и очень-очень изрядно.
Город красив: ряды дворцов, разделенных большими лужайками, которые обнесены чугунными решетками или каменными перилами. Деревьев мало: они мешали бы свободному движению воздуха.
Губернаторский дворец похож на Зимний дворец в С.-Петербурге, но, разумеется, вчетверо меньше. Остальные здания выстроены в итальянском вкусе, с колончатыми галереями и террасами. Чистота царствует повсюду.
Гостиница «Спенс», в которой я поместился, обширна и величественна с виду. Перед окнами, по лужайке и по террасам прогуливаются огромные птицы, называемые философами. Я прежде никогда не видывал этих философов: пречудные!
Вчера я был на званом обеде у губернатора. За столом сидели недолго. После обеда все общество поспешило выйти на крыльцо; к крыльцу а беспорядке подкатило несколько десятков экипажей, в которые гости разместились как попало и отправились в театр. В вечернем сум. раке, при погребальном свете факелов скороходов резко выступали из темноты красные мундиры, шитые золотом, и султаны губернаторских адъютантов; дамские уборы мерцали фантастическим блеском.
Аристократический квартал находится на городском выезде. Оставляя за собой величавые дворцы этого квартала и углубляясь во внутренность города, въезжаешь в узкие, оживленные улицы, по которым снуют толпы туземцев, длинноволосых и полуобнаженных, но не менее смуглых, чем в Мадрасе.
52
Меркара — столица княжества Кург, аннексированного англичанами в 1834 г. —