В 4 часа утра, задолго до рассвета, меня разбудил английский медик М. Лоджии, находящийся при резидентстве. Он извинился передо мной, говоря, что о моем прибытии не были уведомлены, и просил меня от лица резидента пожаловать к нему в дом, где мне уже приготовлена была комната с постелью и завтраком. Я вышел из паланкина и в сопровождении доктора, любезного молодого человека, отправился по темным и пустым улицам к дому резидентства, где мне была отведена спокойная и просторная комната.
С восходом солнца я вышел на террасу или бельведер, и под моими ногами раскинулась чудная панорама Лукнова, с мечетями, великолепными дворцами и окрестностями, оттененными таинственным сумраком лесов. Но пальм здесь немного: они разбросаны там и сям, как в Италии. Утром прохладно, а днем палящее солнце жжет своими отвесными лучами. Резидент, полковник Лоу, не замедлил прийти ко мне в комнату в утреннем костюме и в шалевой шапочке на голове. Он превосходно говорит по-французски, что меня крайне удивило, потому что французский язык в Индии не в ходу. Вообще Лоу больше похож на любезного француза, чем на англичанина. С первых слов он предложил мне прогуляться по городу на слоне, присовокупив, что у него по утрам всегда стоит наготове слон, которым он никогда не пользуется. Он крикнул в окно, и в ту же минуту вышел из сада четвероногий великан, навьюченный серебряным позолоченным балдахином, унизанным поддельными алмазами, изумрудами и рубинами, которые отливали радугой на утреннем солнце. Алые, шитые золотом чепраки и белые кашемирские шали были навешены на спину животного, на которое я должен был вскарабкаться по лестнице. Позади меня, в нарочно устроенное для него место, уселся служитель, закутанный кашемирской шалью, и мы двинулись, предводимые всадниками регулярного войска, которые постоянно стоят наготове близ решетки сада, для сопровождения знатных особ.
Мы въезжали в широкую и многолюдную улицу. Перед нами со всех сторон раскинулись великолепные здания в мавпитанском вкусе и бесчисленное множество минаретов. Наше внимание тотчас же было привлечено разнообразными группами проезжающих: щеголеватые всадники в парче и кашемире красовались на прекрасных конях; другие значительные лица двигались в откидных паланкинах, несомые толпой служителей, и курили гургури[82], маленький кальян без эластичного чубука; наездники на богато убранных верблюдах и целые общества, поместившиеся на слонах под красивыми балдахинами в самых ярких одеждах, сталкивались и разговаривали друг с другом. Разительную противоположность с нарядными жителями Лукнова составляют дикие афганцы, которые продирались сквозь толпу, покачиваясь на своих огромных верблюдах. В конце этой широкой и длинной улицы открывались монументальные ворота, за которыми высились тонкие башни минаретов и позолоченные купола, представлявшие великолепное зрелище, оживленное разноцветными волнами народа.
Подъезжая к этим воротам, я узнал, что они служат входом в каменную ограду, которую престарелый король Лукнова избрал местом своего погребения. Въехав в ограду, я был изумлен открывшимся передо мной очаровательным зрелищем: множество зданий выстроенных в мавританском вкусе, [фонтаны и клетки] с самыми редкими, самыми красивыми птицами бросились мне в глаза. Одно или два из этих зданий еще не были отделаны; в них должны собираться обитатели Лукнова по праздничным дням.
Я вошел в самое большое здание, где посреди главной залы покоится мать нынешнего короля; над [надгробием] высится маленькая мечеть или, правильнее, модель мечети из позолоченного серебра. Король желает быть погребенным подле праха своей матери. Внутренность этого красивого здания состоит из четырех или пяти обширных покоев со смело выведенными сводами; каждый покой отделяется колонками и арками и наполнен всем, что только мог придумать король изящного и великолепного. Сотни люстр из разноцветного граненого хрусталя спускаются со сводов; на мраморном полу стоят серебряные, вызолоченные подсвечники и такие же налои, покрытые искусной резьбой и назначенные для чтения молитв мусульманскими муллами: лукновские короли исповедуют магометанскую веру и принадлежат к секте Али[83].
Кроме этого достойны замечания: два тигра естественной величины, отлитые в Сиаме из зеленого стекла, серебряный конь, которого держат под уздцы; серебряная гурия; оружие, вложенное в пирамиду; богато убранная деревянная лошадь в естественную величину, снимок с любимого королевскрго коня и статуя конюха, тоже деревянная и выкрашенная. И лошадь, и конюх деланы англичанами в Калькутте. Все эти предметы роскоши в дни Мухаррама[84] освещаются бесчисленными огнями; покои оглашаются пением птиц и наводняются веселым народом. В саду, перед главным входом, поставлены ширмы, на которых изображены любимые слуги короля. Один из этих портретов был снят с моего проводника, почтенного старца, который улыбался, показывая нам на свое изображение.
Ограда окружена шумным базаром, конюшнями слонов и носорогов, пойманных в здешних лесах, вместе с огромными тиграми, медведями, запертыми в больших железных клетках, которые помещены под просторным навесом. Тут же находится большой пруд с каменными лестницами и уродливыми изваяниями; на пруду плавает лодка с колесами, устроенная в виде огромной рыбы. Не правда ли, все это похоже на сон?
Я осмотрел также дворец во время отсутствия короля. Один из тронов (их много) стоит 220 тысяч фунтов стерлингов: это отлитый из золота помост, осыпанный бриллиантами. Король очень богат: его ежегодный доход простирается до полутора миллионов фунтов стерлингов. Мне говорили, что англичане могли бы довести доходы до четырех миллионов, если бы овладели лукновским королевством.
В городе до 500 тысяч жителей. Здешний базар — нескончаемая улица, залитая народом, но я не видал на этом базаре ничего достопримечательного. Хочется рисовать, но с чего начнешь в этом мире чудес, которых я не видал и половины?
Сегодня утром я посетил королевский сад, засаженный розами, жасминами, померанцами и кипарисами, потому что здешняя растительность уже вовсе не тропическая, а скорее сицилийская. В саду множество беседок, выстроенных в мавританском вкусе из белого мрамора, и прекрасных купален. Король привозит иногда в эту волшебную обитель всех кашемирских гурий гарема и дает им праздники. Смотритель сада, сановная особа, жаловался нам на дев гарема, которые, с каждым нашествием своим на цветники, уничтожают все, топчут и рвут цветы, портят аллеи и пачкают беседки. После них каждый раз нужно все восстанавливать заново. Из сада мы отправились в стойла единорогов, устроенные в парке, где воздвигнут также мавзолей над прахом любимого королевского слона. Там видели мы дюжину этих безобразных животных, прикованных на цепях под огромным навесом. Я не имел еще времени осмотреть слоновий парк, имеющий в себе до 400 слонов, принадлежащих собственно королю. У английского резидента Лукнова их около 12, и, кроме того, у каждого знатного горожанина по целому десятку.
В то время как я пишу тебе о своих похождениях, дикие попугаи преспокойно сидят на моих окнах, потому что в индийских городах, где владычествуют англичане, попугаев никто не бьет. У Франциска есть попугай в клетке, которого он купил в Канди, на острове Цейлоне; Франциск обожает этого попугая и возит его с собой в паланкине. Когда клетка висит на моей террасе, дикие попугаи беспрестанно садятся на нее, словно ведут переговоры со своим пленным сотоварищем.
82
Гургури — от малайск. гури-гури — «глиняный маленький горшочек»; употребляется для хранения провизии и для курения табака. —
83
Автор имеет в виду, что навабы были шиитами, приверженцами одного из двух основных толков ислама. —
84
Мухаррам — первый месяц мусульманского лунного календаря; у шиитов первые десять дней — траур по «великомученикам» Хасану и Хусейну, сыновьям основателя секты Али. —