Осмотрев носорогов, мы посетили гробницу одного из владетелей Лукнова — великолепный мраморный зал, где три мусульманских муллы читали Коран. При нашем входе (я был с английским резидентом и моим немцем, который по желанию Г. Лоу следует за нами повсюду на слоне) муллы прекратили свое чтение, обернулись к нам и сняли очки. Резидент попросил их не беспокоится: они опять надели очки на нос и принялись бормотать молитвы. Погуляв по залу, мы раскланялись с добрыми муллами и вышли. Эта гробница посреди огромного двора окружена училищами персидского языка, что заставляет предполагать в покойнике любовь к наукам.
Затем мы посетили обсерваторию английского астронома, находящегося при дворе здешнего короля.
[Князю Петру Салтыкову]
Луннов, 29 декабря 1841 года
Лукновскому королю 65 лет; говорят, что он очень хил и не может даже ходить; поэтому я и не решился беспокоить его своим представлением.
Вчера поутру, во время прогулки, я слез со слона и хотел сделать [набросок] одного лукновца, который сдержал своего верблюда и с любопытством глядел на меня, как вдруг по улице раздался топот и из-за угла показалась стража с обнаженными саблями, разгонявшая народ. Я велел отвести моего слона в сторону. Мимо меня бежали скороходы, но в торопливости не забывали кланяться. Некоторые из них были вооружены серебряными жезлами, другие несли красные знамена с серебряными украшениями на древках. Целый лес пик, сабель, ружей, стрел и щитов несся вдоль улицы. За ним следовали четыре всадника, вроде драгун, ехавших рысью на дромадерах; за ними толпа великолепных наездников, закутанных в кашемирские шали. Это был поезд наследного принца, которого несли в открытом паланкине. На вид ему казалось, около 45 лет. Черты лица его некрасивы и грубы. Проезжая мимо, он велел спросить, кто я? Не зная индустанского языка, я бы затруднился в ответе; но корнак мой не замедлил дать им объяснение, которым удовлетворились посланные. Жители Индии, от самого мыса Коморина до здешних мест, не понимают о существовании других европейских народов, кроме англичан, и слово «русский» принимают, вероятно, за название какой-нибудь английской секты. Европа и Англия для них одно и то же. Далее к северу я встретил, однако ж, людей, имеющих смутное понятие о России.
За паланкином наследника престола торопились вдогон неуклюжим шагом три слона: первый нес роскошный балдахин; на втором ехало трое слуг, а третий был навьючен одной лестницей, по которой следовало лезть на первого. Но тем не заключился еще поезд: за этими тремя животными скакал отряд шутовских гусар с маленькими значками и римскими касками. Это пародия Европы в древней, первобытной Азии была очень смешна. Впрочем, у лукновского короля есть еще другие. солдаты: целый полк на верблюдах, напоминающий цирковых волтижеров; наездники в фуражках, с кирасирскими палашами.
Лукнов — красивый город; всё здания сложены из кирпича, оштукатурены и большей частью выкрашены белою краской, иногда красной или зеленой; комнаты некоторых домов выложены мрамором. Я слышал, что в Агре и Дели здания выстроены по этому же образцу, но несравненно больше, величественнее, и сам материал ценнее. Но и Агра, и Дели, принадлежащие англичанам, какие-то мертвенные города, а Лукнов оживляется присутствием великолепного двора.
Сегодня я видел королевский зверинец: дюжины две тигров и леопардов, до того смирных, что надсмотрщик^ ласкают их и играют сними, как с собаками.
В одной из королевских гробниц я видел древние знамена, над которыми возвышаются, чеканные по серебру и по железу, странные фигуры или колоссальные кисти рук. Тут же хранится чалма покойного короля или наваба; серебряные тигры естественной величины и отличной работы стоят по обеим сторонам саркофага, покрытого парчой и шалями; на покрове лежат черный щит и сабля. Странно, что индийская роскошь не распространяется на оружие: до сих пор я не встречал еще ни одного порядочного лука. И здесь видел я серебряных коней, аршина в полтора, которых держат под уздцы крылатые гурии и бахадуры, мифологические богатыри Востока. Стекольчатые шкафы, задернутые золотой кисеей, наполнены редкостями, но мы лишили себя удовольствия видеть их, не желая употребить во зло снисходительности, которая вынуждает очищать и освящать храмы, оскверненные посещением неверных. […]
Мне пора уезжать из Лукнова, хотя мои радушные хозяева и стараются удержать меня всеми силами. Мне сказали, что в день Нового года (дня через 3) наследник престола приедет, с большой пышностью, на завтрак к резиденту и потом пригласит резидента к себе. В таком случае я могу присоединиться к свите.
[Ему же]
21 января 1842 года
Я исписал целые тома, а все еще хочется писать к тебе. Был я в Агре и видел великолепную гробницу знаменитой королевы Дели Нур-Магаль[85]. Этот мавзолей единственный в целом мире по своей красоте, чисто мавританского стиля, сложен из мрамора ослепительной белизны, украшен снаружи чудной сквозной резьбой, а внутри выложен неподражаемой мозаикой из драгоценных камней. Он называется Тадж. Его легкие купола, полувоздушные минареты и мраморные решетки, тонкие, как кружева, уносятся в небо, посреди обширного сада, где в купах кипарисовых и померанцевых деревьев искрятся [фонтаны].
В Агре много других великолепных зданий; все сложены из мрамора и красного камня, похожего на яшму. Город, населенный 100 тысячами жителей, кажется пустым сравнительно с Лукновом, столицей независимого владетеля и местопребыванием его двора.
Здоровье мое что-то плохо: подкрепляюсь кое-как каломелем, ипекакуаной[86] и касторовым маслом. Мне нездоровится, вероятно, потому, что очень холодно, а дней через 8 настанет страшная жара. Покамест надеваю свой калмыцкий тулуп.
После Агры был я в Бортпоре [Бхаратпуре] — резиденции независимого короля, находящегося, впрочем, под опекой англичан. У этого короля до дюжины различных имен; он очень молод и очень толст; ходит в парчовых одеждах.
Теперь я в Диге, в садах Великих Моголов. Несмотря на неровную почву, аллеи выведены правильно, как рельсы железных дорог; порой они скатываются глубоко вниз, порой поднимаются в уровень с вершинами обрамляющих их раскидистых деревьев: можно рвать плоды и хватать руками попугаев. Но к этим садам должно отнести слова, сказанные о садах Ленотра[87], и назвать их произведениями зодчества. Здесь все камень и камень: почва устлана каменными плитами, берега прудов окаймлены каменными стенками, украшенными сквозной резьбой. Я не говорю уже о киосках, этих чудных зданиях, в которых и стены, и крыша выведены из камня, отесанного в тонкие, как доски, плиты, с окнами, завешенными мраморным кружевом, с мраморными балконами, повешенными на воздухе так легко и смело, что, кажется, одна только пери может опереться на них своей воздушной ножкой.
Отправив это письмо, я сам отправляюсь в Дели: пора. Впрочем, нужно бы было завернуть в индийский город Маттру [Матхура] и в английский — Мирут [Мератх].
Прощай, друг мой: отправляюсь спать под легкими мавританскими сводами. Ветерок еще довольно свеж, но холода уже кончились; плодоносные деревья покрыты весенними цветами.
[Ему же]
Дели, 9 февраля 1842
Слава богу, сегодня утром я получил твое письмо, посланное 28 октября из Парижа: стало быть оно пробыло в дороге менее трех месяцев и пришло бы еще скорее, если бы почта шла не на Калькутту. Не воображай, что я здесь ничего не делаю: я рисую. Из России я не получал писем с тех пор, как нахожусь в Индии, т. е. почти год. Писал я к нашим консулам в Александрию, Мальту и Марсель, писал к лондонскому банкиру Гарману и просил уведомить, не задержаны ли на почте за неплатеж денег письма, адресованные на мое или твое имя, и в таком случае переслать их в Бомбей с прописанием следующей к уплате суммы.
85
Автор описывает Тадж-Махал, гробницу, в которой помещены прах могольского императора Шах Джахана (1628–1658) и его жены Мируннисы, имевшей титулы Hyp-Махал («Свет дворца») и Нур-Джахан («Свет мира»). —
86
Ипекакуана — лекарственное растение южноамериканского происхождения, корни которого применяются при лечении простудных заболеваний и расстройства желудка. —