Дера — славное предгорное место; вид превосходный. Кларк недаром мне советовал здесь остановиться.
Прощай. Пиши в Бомбей на имя Форбса. В конце октября я сам думаю быть в Бомбее, а покамест сделал все нужные распоряжения относительно переписки.
[Ему же]
Барр, при подошве Гималаев, 13 мая 1842
Я решился не писать до тех пор, покамест не получу от тебя какого-нибудь известия. Но это решение ничего не значит, когда человек заключен целый день в тесной комнате, с дверью, герметически закупоренной циновками, на которые индийские мальчики постоянно брызжут водой, не заботясь о горячем солнце.
Я сделал переход в горах до местечка, называемого Миссури, а оттуда перешел к другому, называемому Ландор [Ландаур]. Там у меня была дневка. Из Миссури (по-английски Mussoorey) видны два больших ледника, Джамнотрй и Ганготри, первый — источник Джумны ([Джамны, Ямуны], второй — Ганга. Эти две огромные горы далеко от Миссури, по их так же хорошо видно, как Эльбрус с Кавказских Вод. Миссури — довольно возвышенное место, тысяч на 7 футов над уровнем моря. Воздух редок, сух и свеж: словом, превосходный климат… Нагорные виды очень хороши. Для английских солдат выстроен госпиталь. Тут же есть Гималайский клуб, в котором меня сделали почетным членом. В клубе есть два биллиарда — истинное наслаждение для англичан. Дома, занимаемые англичанами в Миссури во время периодических дождей и жары, невелики, потому что строить в горах очень дорого: мало работников и мало материалов. Домики прилеплены к скалам, в местах, по-видимому, совершенно недоступных. И в самом деле, миссурские дороги очень плохи, расползаются вверх и вниз, по краям пропастей, по отвесным камням и чрезвычайно узки. Если пони испугается, можно быть уверенным, что слетишь в пропасть. Можно двигаться по этим дорогам на кресле, крепко утвержденном на носилках, поднимаемых четырьмя горцами, с виду похожими на калмыков, потому что в этих местах уже начинает веять Тибетом.
Оставшись здесь в продолжении месяца и испытав благотворное влияние климата, я захотел переменить место, потому что комнаты клуба низки, темны и неудобны для [рисования]. Клетки для птиц со всех сторон, да и крыши мешают освещению и загораживают солнечные лучи; словом, мне хочется взглянуть на Симлу — другое место в Гималаях, с которого вид гораздо лучше. Вместо того чтобы сделать пятнадцатидневный переход из Миссури в Симлу по горам и тащить за собой палатки, лошадей и кухню, я предпочел просто спуститься в долину в паланкине. Этот переход будет сделан в 3 дня до другой подошвы Гималаев. Из теперешней деревушки Барр я могу прямо отправиться в Симлу: перейти надо будет верст 50, не более, а перенесут меня туда в несколько часов.
Здесь я нашел Франциска, которого выслал наперед с лошадьми, палатками и пожитками. Мне кажется, что он был бы ничуть не прочь, если бы я переменил его маршрут: я думаю это сделать, разбить мое путешествие на два дня и приехать в Симлу завтра. Мне не хочется прибыть раньше него в такое место, где у меня нет ни крова, ни очага (говорю — очага, потому что в Миссури начинают топить печки в апреле, а в Симле, которая находится несколько выше, в мае). Впрочем, в Симле есть комиссар, которого я просил приготовить мне ночевку до тех пор, пока я не найму удобного дома. Теперь все дело в том, чтобы выиграть время и ускорить отъезд в Европу: думаю отправиться не ранее октября.
Маленькие переезды, сделанные до сих пор по индийским горным дорогам, обошлись хорошо, потому что меня несли по ночам и на рассвете, и мне было очень удобно добираться до ночлега прежде, чем ветер и солнце начинали производить свое гибельное влияние. Заметь притом, что благодаря распоряжениям Кларка я всегда находил удобный дом. Но если я пущусь в дорогу к Бомбею, ни за что не вынесу этого пути, потому что нужно будет ехать через малонаселенные страны. По дороге нигде не встретится приютов, и мне придется путешествовать днем или забиваться для отдыха в грязные конуры. Притом же дождливая погода на носу, а в это время бомбейские леса убийственны: воздух до того заражен вредными испарениями, что по ночам спать под открытым небом опасно. Войскам запрещено двигаться в это время года.
Конечно, мне на пути встретится Инд, по которому я могу доехать до моря, а потом на каком-нибудь пароходе до Бомбея. Но как можно предвидеть все происшествия, которые меня ожидают на Инде, длинном, как Волга, и текущем по жгучим, песчаным пустыням? Плавание, по собранным мною сведениям, очень опасно по Инду. Как же ты хочешь, чтобы я отправился в дорогу без климата, как здесь выражаются? Приехав в Бомбей, я непременно задохнусь от жары. Персидский залив и Чермное море теперь пышут полымем, а здесь, на Гималаях, хороший и здоровый климат. Я начинаю подозревать, что Симла очень похожа на Швальбах и Карлсбад… В Симле много сосновых лесов… Покамест я еще не выходил из пальмовых рощ. […]
Есть в горах еще другое место, называемое Альмора; из Миссури до него 14 переходов, в продолжение которых путешественник попеременно подвергается то жаре, то холоду. По рассказам здешних обывателей, оттуда виден Давалагири [Дхаулагири][115] — высочайшая вершина Гималаев, поднимающаяся на 30 тысяч футов нац уровнем моря. Альмора — урочная станция для английских войск; тамошние женщины, полутибетянки, лучшие после кашемирянок. Может быть, это одни рассказы… Впрочем, все будет зависеть от моего здоровья: если я буду свеж и крепок, я постараюсь внимательно осмотреть гималайскую местность с единственным условием: не качаться на веревках[116].
Однако же Гималаи не слишком привлекательны. Если бы речь шла о Кашемире и Лассе [Лхасе], поэтическая таинственность этих стран могла бы привлечь меня и заставить позабыть о препятствиях; но об Кашемире нечего думать, потому что он охраняется сикхским и английским правительством, а Ласса кроме тибетско-тайской неприязненности считает за собой еще маленькое неудобство: возможность умереть в ее лесах от голода и жажды. Я рассказываю о всех этих поездках, как будто бы сроднился с путешествиями по диким пустыням, а между тем, сказать по правде, я до сих пор не делал ничего, кроме легких переездов. Что касается отправления в Бомбей, я отказываюсь от классического, но однообразного плавания по Инду и предпочитаю ему Раджпутану и Маратскую область.
Раджпуты и маратхи — воинственные племена, и в их владениях находятся замечательные города… Пахарянки, то есть гималайские горянки, полутибетянки, полуиндианки, напоминают русских женщин в сарафанах, — увешаны кольцами, убраны галунами, некоторые недурны.
Спускаясь с Миссури в Сагаранпор [Сахаранпур], я шел ночью по лесистым окрестностям, подле моего паланкина, и поджидал появления диких слонов, беспокоивших накануне одну путешественницу, которую вместе с двумя детьми несли в паланкине по этой дороге. Слонов я не видал, но Франциск, посланный с пожитками вперед, наткнулся на целое стадо слонов, которые вырывали с корнем деревья и поднимали адскую трескотню. Жеребец под Франциском шарахнулся в сторону, сбросил с себя всадника, растянулся сам и сломал себе ногу. Франциск нисколько не смутился, стал на ноги и начал беспрерывную стрельбу по слонам; слоны разбежались, и смелый немец освободил несколько несчастных индийцев, носильщиков, запуганных слонами и не смевших показаться из лесу.
[Ему же]
Симла, 18 мая 1842 года
Уже 3 дня, как я здесь и живу в хорошеньком домике, построенном в лесу на живописном склоне горы. Я нанял весь этот дом (в нем 6 комнат и 2 маленьких зала для ванной) на все лето за 600 рупий. У меня множество черной прислуги, стоящей очень дешево: человек до 20 кроме Франциска и Федора. У меня 3 лошади, паланкин, защищаемый от солнца и от дождя пропитанным маслом полотном, заменяющий здесь клеенку. Я занимаюсь одеванием бедных носильщиков моего горского экипажа, которые все почти голые. Одеть их с головы до ног стоит мне 12 франков на брата.
116
Судьба и скука решили иначе: я исполнил удивительные воздушные пляски. —