Фирозпур, 7 декабря
Меня очень забавляет Франциск возней со своим зверинцем и немецкими песнями. Славный малый Франциск: бережет мои пожитки пуще глаза, старается приобретать по самой сходной цене различные вещицы, которые мне нравятся, и во всем руководствуется моими вкусами. Пишу о Франциске, потому что он напевает теперь самонежнейшую «hopp-sassa» [ «гоп-ца-ца»]. Я кое-как зарылся в этой пыли; из моей палатки слушаю песни индийцев, сопровождаемые звуками барабанов. Стол мне готовят под открытым небом.
Фирозпур, 10 декабря
Вот мой план. 1 марта 1843 года я выеду из Бомбея в Египет: написал в Бомбей, чтобы мне оставили место на пароходе. Во всяком случае, буду в Египте к концу марта… Теперь собираюсь пуститься в классическое плавание вниз по Инду.
[Ему же]
На Инде, 8 января 1843 года
Плыву в Бомбей; из Фирозпура отчалил дней с 9… Плыву настоящим повелителем крыс, которые кишмя кишат в моей соломенной каюте. Нечего и писать о моем отчаянии и страхе. Скажу короче: природа взяла свое, и я заснул непробудным сном под пляску так^х огромных крыс, каких нет и не будет нигде. Хотел было в первом встречном городе обзавестись дюжиной кошек, да города-то не попадаются у меня на пути. Между тем прошло 10 дней, и я мало-помалу привык к этому содому, который так пугал меня на первых порах. Притом же я пустился на хитрости: поставил подле постели пребольшой барабан, и, только что крысы поднимут возню, я тотчас же ударяю в него, как Норма. Мои мучительницы прячутся по норкам, а я засыпаю на несколько минут, прикрыв чем-нибудь голову. В крайнем случае, когда возня превышает всякую меру терпения, призывается Франциск и расправляется с ними по-своему: принимает грозно-воинственный вид, начинает стрелять из ружья или пистолета, немилосердно колотит саблей по соломе и приводит крыс в окончательный ужас. Иногда и это средство недействительно; но по крайней мере Франциску всегда удается успокоить мне нервы своими комическими выходками. Поутру я запиваю свой перемежный сон бутылкой содовой воды с несколькими каплями хереса, шампанского или портвейна. Через час подают кофе.
Со мной 3 козы, которые дают превосходное молоко: впрочем, ты до него не охотник. В полдень или в час пополудни мне приносят завтрак: крылышко или ножку холодной курицы и «чапати», превкусные и прездоровые для желудка лепешки. Их пекут в одну минуту и подают прямо с пыла, для желающих с маслом. Масло у меня есть; да впрочем, чего нет у меня, кроме хлеба? Мука, картофель, живность, бараны… все есть! Удивляюсь я этим индийцам: встанут с восходом солнца, разведут огонь, сядут у огня на землю, закурят «трубку мира», и, покамест идут разговоры да тянется однообразное, неправильное пение, один из индийцев вынимает из походного мешка зерна и принимается их молоть между двумя камнями. Смелет муку, плеснет в нее пригоршней воды, сваляет лепешки, положит на горячий противень, перевернет раз-другой — и кушанье готово! Поедят, выпьют воды и снова принимаются за «трубку мира»! Варят в котле сорочинское пшено [рис], горошек и бобы; все это, приправленное чесноком, составляет для индийца вместе с вышеупомянутыми чапати вкусную трапезу.
В Инде очень много крокодилов. Стрельба по этим чудовищам составляет любимую забаву Франциска и Федора; Франциск стреляет из длинного ружья с сикхским фитилем, приобретенного в Лагоре, а Федор из плохого английского ружья, которое я купил за 30 рупий; как-то на днях они убили сообща огромного орла. С закатом солнца мы причаливаем к берегу, потому что в потемках того и гляди наткнешься на какую-нибудь песчаную отмель. Причалив, выходим на берег, и мои люди предаются обычным дневным занятиям: опускаются на траву и доят коз, режут баранов, а ежели уж все перебиты, покупают у окрестных поселян. Кроме того, делают запас дров и запас травы для коз.
Я в это время прогуливаюсь по пустыне, а с наступлением ночи отправляюсь под музыку шакалов на свою барку и получаю торжественный прием от крыс. Мне подают обед: бараний суп, жареную курицу и картофельный салат с чесноком — верх кухонного искусства Франциска. Все эти блюда сопровождаются неизбежными чапати и орошаются пивом, вином или содовой водой — по усмотрению. К ужину подается еще смородинная пастила, которой я запасся на Гималаях. Ужин часов в 7, потом курю чкрут (туземное название манильских сигар)[130] или «трубку мира» и затем отхожу ко сну.
Дней через 12 с небольшим я надеюсь быть в Бомбее. Не знаю, решусь ли я предпринять пятнадцатидневную поездку к «погребам Эллоры»[131]. Видимо, проведу месяц в гордом спокойствии независимости, раскинув стан в виду индийского города. Вот уже два года, как мы жили в Бомбее с Леве-Веймаром и занимали гебрский дом. О Веймаре, конечно, получил известия из Багдада?
Прошло еще 3 дня, и терпение мое относительно крыс сделалось неистощимым: я покорился судьбе и облекся твердою решимостью. Вчера верстах в двух от берега мы завидели город Боглепор [Бахавалпур]. Этот город находится в Мультанской провинции, дома перемешаны с кучками финиковых пальм, похожих на сицилийские. В Боглепоре я приобрел себе кошку и накупил съестных припасов. Теперь у нас в виду другой город — Сакар-Бакар [Суккур]: мы доплывем к нему дней через 5 или 6. Далее будет Гайдрабад [Хайдарабад], но его обыватели уж чересчур свирепы, и я вряд ли решусь выйти на берег. Франциск — другое дело: тот пойдет со своим фитильным ружьем и двуствольным пистолетом, осмотрит все и расскажет мне — что и как. Говорят, в Гайдрабаде еще не вывелись из употребления цирковые зрелища: травли диких зверей, слонов, носорогов, тигров и гиен. Отсюда недалеко должен быть Белуджистан: туземец, у которого я купил кошку, сказывал мне, что он белудж.
Не обращая внимания на ружье Франциска, шакалы гурьбой подходят по вечерам к лодке и начинают концерт. Крокодилов и аллигаторов видим каждый день по десяткам и дюжинам; иногда выплывают на ружейный выстрел, иногда ближе. Чем далее будем мы подвигаться, тем больше будет попадаться крокодилов.
Недавно мне показали на мокром песке следы какого-то хищного зверя, по предположению лодочников — тигра. Очень может быть: высокая прибрежная трава, растущая сплошной стеной, представляет тиграм удобные логовища. Инд — не что иное, как стремительный поток грязи, ежегодно переменяющий русло и опровергающий на своем пути все встречное. Непохожий на мирные реки Европы, подчиняющиеся потребностям человека, Инд, этот неукротимый царь пустыни, этот бич Центральной Азии, топит людей, истребляет растительность, сносит деревни и дает приют одним чудовищным крокодилам да подчищает степь шакалов и тигров.
Прощай; пора запечатывать письмо. Сакар-Бакар раскинут в пальмовом лесу и похож на Константинополь в уменьшенном виде. Здесь есть кое-какие пароходы.
На Инде, перед Гайдрабадом,
столицей Синда, январь
С тех пор как мы отчалили от Фирозпура, прошло 20 дней; я в это время ни с кем не виделся, а происшествия шли вперед. Ступив сегодня утром на берег, я увидал, что дом резидента, полковника Утрема, пуст и находится в жалком состоянии. Окрестности были мертвенны, как все побережье Инда. Мимо меня прошел туземец и не поклонился. Заметив на нем европейский жилет и рассудив, что индийский изувер жилета носить не станет, я подошел к прохожему и спросил у него, можно ли войти в Гайдрабад, видневшийся вдали. Оказалось, что этот туземец говорит по-английски и был у резидента писцом. Сообщенные им сведения были не слишком благоприятны. Шайка белуджей недавно напала на резиденцию, несмотря на запрещение эмиров. Полковник Утрем удалился. Генерал Чарлз Нэпир приближается к Гайдрабаду во главе сорокатысячного войска; в окрестностях города его поджидают 18 тысяч белуджей. Эмиры не теряют надежды устроить дело миролюбиво. (Эмиров трое; они близкие родственники и царствуют над Синдом втроем[132].) Гайдрабад милях в 5 от берега; можно было достать верховых лошадей и отправиться в город, тем более что отставший писец предсказывал мне удовольствие, которое я доставлю эмирам своим посещением. Тут же я узнал, что некогда Гайдрабад был на самом берегу, но Инд переменил русло несколько лет тому назад. В сопровождении Франциска, вооружившегося карманным пистолетом, и отставного писца я отправился в столицу этой страшной страны. Мы двигались по глинистой, излопавшейся почве… Город велик и хорошо укреплен; но все здания слеплены из глины и словно подернуты сероватой дымкою: печальный вид…
131
Эллора — местечко около Аурангабада, знаменитое пещерными храмами — буддийскими, индусскими и джайнскими; высечены в I–IX вв. н. э. —
132
Синд считался единым государством во главе с династией Тальпуров. Три ветви династии правили со столицами в Хайдарабаде, Хайрпуре и Мирпуре. Один из трех эмиров считался старшим. Автор проезжал по Синду в переломный момент его истории. Англичане уже решили аннексировать эту страну, и нападение белуджей на резиденцию в Хайдарабаде послужило желанным поводом для объявления войны. В феврале 1843 г. Ч. Дж. Нэпир (1782–1853) разбил войска эмиров при Миаг, в марте — при Даро, в августе Синд был присоединен к английским владениям, а эмиры сосланы. —