Письма об Испании
ПИСЬМА ОБ ИСПАНИИ
«Письма» эти — результат путешествия по Испании в 1845 году — были уже напечатаны в «Современнике». Они издаются теперь без перемены и неоконченными по разным обстоятельствам. Многое желал бы теперь автор исправить в них, многое прибавить, многое совсем изменить, но это повело бы за собой их совершенную переделку, а переделывать по полузабытым впечатлениям — невозможно. Автор счел излишним ссылаться на газетные статьи, путешествия и исторические сочинения, которые служили ему пособием при составлении этих «Писем». Многим из прочитанного воспользовался он, имея единственно в виду уяснение предмета для читателей. К сожалению, в европейской литературе нет еще классического сочинения об Испании, которое бы совершенно верно отражало в себе описываемую страну. Поэтическая прелесть народных нравов Испании и постоянные политические смуты, ее волнующие, представляют такую взаимную противоположность, такой дикий контраст, которые всего более мешают путешественнику составить себе отчетливое понятие об этой стране, а испанская литература, за исключением немногих исторических сочинений, можно сказать, вся сосредоточивается в политических газетах, разделенных на непримиримо враждующие партии. Единственною целию автора предлагаемых «Писем» было сколько-нибудь познакомить русских читателей с этой вообще мало знаемой страной, которая до сих пор продолжает представлять одну из печальнейших политических задач нашего времени.
I
Мадрит. Май{1}.
Нечего вам говорить, с каким любопытством переезжал я границу Испании, с каким жадным вниманием встретил я Ирун (Yrun), первый пограничный испанский город, где дилижанс наш остановился завтракать. Здесь же была и последняя станция на французских лошадях. В Ируне наш испанский дилижанс получил испанскую упряжь: десять красивых, сильных мулов. Весело смотреть, как их холят испанцы: вся задняя половина выбрита, грива в лентах, на голове высокий букет из разноцветной шерсти. Здесь же верх нашего дилижанса нагрузили дюжиною ружей и trabucos (род мушкетонов{2}), между которыми поместились двое солдат, чтоб отстреливаться в случае нападения разбойников. Как ни будьте недоверчивы ко всем слухам и рассказам о разбойниках, но когда дилижанс вооружают как подвижную крепость, поневоле иногда подумаешь о них{3}. Мои товарищи в дилижансе советовали мне, путешествуя по Испании, иметь при себе наличными деньгами столько, сколько нужно от одного большого города до другого{4}, — франков 200 или 300, а остальные деньги в векселях; эти 300 франков необходимы еще и для того, чтоб избавиться от дурного обращения разбойников, которые, если при путешественнике не окажется вовсе или очень мало денег, вымещают на нем свое неудовольствие побоями{5}. Ирун познакомил меня и с испанскою кухнею: весь завтрак приготовлен был на дурном оливковом масле, которое воняло, как то, которое называется у нас обыкновенно деревянным. Впрочем, товарищи мои испанцы обрадовались ему, говоря, что они не могли есть оливкового масла во Франции: оно не пахнет маслом. Здесь же увидел я и классический плащ испанский (capa); угрюмо и спокойно, завернувшись в свои коричневые плащи, смотрели мужики на проезжавший дилижанс. Ни в движениях, ни во взглядах не обнаруживалось у них этого живого любопытства, с каким житель юга, например итальянец, встречает всякую проезжую телегу и тотчас обступает ее{6}. Эти спокойные, величавые манеры особенно поражают после французской подвижности и увертливости. Il n’y a plus de Pyrénées[1] Людовика XIV{7} показывает только, что так называемый великий король не имел никакого понятия об Испании. Никогда природа и нравы не разделяли две страны с большею резкостию!
Теперь между главными городами Испании (не всеми) и Мадритом, хотя изредка, ходят дилижансы; но когда первый дилижанс, назад тому лет двадцать, отправился из Мадрита, — за несколько миль от Мадрита он был остановлен толпою народа и сожжен вместе с чемоданами путешественников. Второй провожали два взвода кавалерии до самой границы. Это продолжалось целый месяц, пока народ не привык к этому нововведению, которое, между прочим, отбивало доход у погонщиков мулов и лошадей (arrieros), верхом на которых обыкновенно путешествовали по Испании. Испанские дилижансы по ночам не ездят, как у итальянских vetturini[2], у них назначены места для ночлегов. День оканчивают они в 3 и 5 часов вечера, выезжая на другой день рано утром. Разумеется, такого рода езда ведется из осторожности, и для путешественника она приятна, во-первых, тем, что имеешь время взглянуть на города, а во-вторых, можно часа три уснуть на постели (хотя здесь они очень плохи){8}. Дорога до Виттории печально-живописна: селений мало, изредка по горам виднеются одинокие дома, большие, полуразвалившиеся. Испанец не любит съеживаться, он живет сально, бедно, но широко. И как все это заброшено, как всюду еще видны следы междоусобной войны! В иных селениях есть дома, наскоро укрепленные, — на них следы ядер и нуль; другие стоят с полуразрушенными крышами. Сальные, одинокие постоялые дворы (ventas) нисколько не изменились со времени странствования Дон-Кихота: та же большая комната, вроде сарая, подпертая толстыми колоннами, вместо стульев каменная скамья, вделанная в стену; посреди громадный камин, дым которого выходит в отверстие, проделанное в коническом потолке. Я ничего не решался спрашивать там, кроме вина, да и то нестерпимо воняло своим кожаным мешком… Франция только за 30 миль, — можно подумать, что она за 2000!