Читать онлайн "Письма Плиния Младшего. Панегирик Траяну." - Плиний Гай Младший - RuLit

Плиний Гемину811 привет.

(1) Меня страшит твое упорное недомогание, и хотя я знаю, как ты воздержан, но я боюсь, как бы оно не повлияло также на твой образ жизни. (2) Поэтому я уговариваю тебя терпеливо сопротивляться: это похвально, это спасительно. Мои советы вполне приемлемы для человеческой природы. (3) Сам я, по крайней мере, будучи здоров, обычно говорю своим так: «Если со мной приключится болезнь, то, надеюсь, я не пожелаю ничего, что влечет за собой стыд или раскаяние; если же болезнь возьмет верх, объявляю вам: не смейте мне ничего давать без разрешения врачей и знайте, что, если дадите, я накажу вас так, как другие люди обычно наказывают за отказ в послушании». (4) Однажды в жару жесточайшей лихорадки812, когда я, наконец, пришел в себя, меня умастили, и врач дал мне напиток, я протянул ему руку, велел ощупать ее813 и вернул бокал, уже прикоснувшийся к губам. (5) Потом, когда на двадцатый день болезни меня стали готовить к бане, увидя вдруг, что врачи мнутся, я спросил их, в чем дело. Они ответили, что я могу спокойно мыться, но что у них есть вообще некоторые сомнения814. (6) «Необходимо ли мыться?» — сказал я. Спокойно и кротко оставил надежду на баню, куда меня уже собирались нести, и настроился внутренне и внешне на воздержание, точно так же, как только что на баню. (7) Я пишу тебе об этом, во-первых, чтобы, уговаривая, служить тебе примером, а затем — чтобы на будущее время принудить себя самого к такой же воздержанности, к какой я обязал себя этим письмом, словно залогом. Будь здоров.

Плиний Юсту815 привет.

(1) Как согласовать одновременно и твое утверждение, что тебе мешают усердные занятия, и твое желание получить мои сочинения, которые с трудом могут получить и у праздных людей несколько минут от времени, вообще пропадающего даром. (2) Я подожду, чтобы пролетело лето, беспокойное и тревожное для вас, и только зимой, когда, можно думать, ты, по крайней мере, ночами будешь свободен, я спрошу, какие из моих безделок лучше всего показать тебе. (3) Пока вполне достаточно, если письма тебе не в тягость; в действительности же они в тягость и потому станут короче. Будь здоров.

Плиний Презенту816 привет.

(1) Ты неизменно — то в Лукании817, то в Кампании? «Я, ведь, сам, — говоришь ты, — луканец, а жена кампанка». Это основательная причина для долгого, но не постоянного отсутствия. (2) Почему тебе иногда и не возвращаться в Рим? Здесь тебя ждут почетные звания и дружба с теми, кто выше, и с теми, кто ниже тебя. До каких пор будешь ты жить, как царь818? До каких пор будешь бодрствовать, когда захочешь, спать, пока захочешь? До каких пор не будешь надевать башмаков, оставишь тогу лежать819 и весь день будешь свободен? (3) Пора тебе вновь взглянуть на наши тяготы, хотя бы только для того, чтобы не пресытиться этими удовольствиями. Приветствуй других некоторое время сам, чтобы стало приятнее слушать приветствия, потолкайся в толпе, чтобы насладиться уединением. (4) Зачем я, однако, неосторожно задерживаю того, кого пытаюсь вызвать сюда? Может быть, это именно и побудит тебя все больше и больше погружаться в покой, который я хочу не пресечь, а только прервать. (5) Если бы я готовил тебе обед, я примешал бы к сладким яствам пряные и острые, чтобы пробудить аппетит, притупленный и заглушенный сластями; так и теперь я советую самый приятный образ жизни иногда приправлять как бы чем-то кислым. Будь здоров.

Плиний Понтию820 привет.

(1) Ты говоришь, что прочитал мои гендекасиллабы821; ты даже осведомляешься, каким образом я начал писать их, я, человек, по твоему мнению, серьезный и, по собственному моему признанию, знающий, что уместно и что нет.

(2) Я никогда (начну издалека) не был чужд поэзии, в четырнадцатилетнем возрасте я даже написал греческую трагедию. (3) «Какую?» — спрашиваешь ты. Не знаю, она называлась трагедией. Потом, когда, возвращаясь с военной службы, я был задержан ветрами на острове Икарии822, я начал сочинять латинские элегии на это самое море и на этот самый остров. Как-то я пробовал себя на героическом стихе, а теперь в первый раз на гендекасиллабах. Родились они вот по какой причине: мне читали в Лаврентийской усадьбе823 книги Азиния Галла, где он сравнивал своего отца и Цицерона824, тут же попалась эпиграмма Цицерона на его Тирона. (4) Затем, когда в полдень (дело было летом) я ушел поспать825, а сон не приходил, я начал размышлять о том, что величайшие ораторы считали подобные занятия усладой и относились к ним с похвалой. (5) Я сделал над собой усилие и, против своего ожидания, после длительного перерыва, в очень короткий срок набросал следующие стихи о том самом, что подстрекнуло меня к писанию:

(6) Книги Галла читая, в которых отцу дерзновенноПервенства пальму дарит он в ущерб самому Цицерону,Вольную я цицеронову шутку нашел, что блистаетТем же талантом, с которым писал он серьезные вещи.Он показал, что великих мужей наслаждаются душиСолью острот и изяществом пестрым прелестной забавы.Жалоба здесь на Тирона: однажды ночною пороюОн, задолжав поцелуй влюбленному, дав лишь отведать,Хитро украл и коварно унес их. И вот, прочитавши,Я говорю: «Так скрывать зачем? про любовь и проказы,Робко таясь, никому не рассказывать? Лучше признаться:Знаю я козни Тирона, пугливые ласки Тирона,Знаю обман, что сильней раздувает любовное пламя».

(7) Я перешел к элегическим стихам и стал сочинять их с такою же быстротой. Легкость эта испортила меня, и я начал добавлять к ним еще и еще. Возвратившись в Рим, я прочитал их приятелям; они одобрили. (8) Затем, на досуге, особенно в пути826, я стал браться за разные размеры и, наконец, решил, по примеру многих, составить особо один томик гендекасиллабов, и не раскаиваюсь. (9) Их читают, переписывают, распевают, и даже греки, которых любовь к этой книжке научила латинскому языку, исполняют их то на кифаре, то на лире.

(10) А впрочем, зачем я так хвастаюсь? Поэтам, правда, дозволено безумствовать, и я говорю не о своем, а о чужом мнении; судят ли люди здраво или заблуждаются, но меня это восхищает. Молю об одном: пусть так же ошибаются или здраво судят и потомки. Будь здоров.

Плиний Кальпурнии827 привет.

(1) Нельзя поверить, как велика моя тоска по тебе. Причиной этому прежде всего любовь, а затем то, что мы не привыкли быть в разлуке. От этого я большую часть ночей провожу без сна, представляя твой образ; от этого днем, в те часы, когда я обычно видел тебя, сами ноги, как очень верно говорится, несут меня в твой покой. Наконец, унылый, печальный, будто изгнанный, я отхожу от порога. Свободно от этих терзаний только то время, в течение которого я занят на форуме тяжбами друзей. (2) Подумай, какова моя жизнь, ты — мой отдых среди трудов, утешение в несчастии и среди забот. Будь здорова.

Плиний Макрину828 привет.

(1) Редкое и замечательное событие случилось с Вареном, хотя еще и не наверное829. Рассказывают, что вифинцы отказались от обвинения против него, так как оно было начато неосновательно. Рассказывают? — здесь посол провинции, он привез постановление собрания830 императору, привез его многим первым лицам, привез также нам, защитникам Варена. (2) Настаивает на обвинении, однако, все тот же Магн; мало того, он даже упорно не дает покоя Нигрину, прекрасному человеку. Через него он требовал от консулов, чтобы они заставили Варена представить отчет. (3) Я помогал Варену уже только как друг и решил молчать. Несуразно было бы, если бы я, защитник, данный сенатом831, защищал как подсудимого человека, которому требовалось даже не казаться подсудимым. (4) Когда, однако, Нигрин высказал свое требование, и консулы обратили на меня свои взоры, я сказал: «Вы узнаете, что у меня есть основание молчать, когда услышите подлинных послов провинции»832. Тогда обратился ко мне Нигрин: «К кому они посланы?». — «И ко мне, у меня есть постановление провинции». (5) Он опять: «Тебе, может быть, дело ясно». — «Если оно ясно тебе с противоположной точки зрения, — возразил я, — то и мне может быть ясна его лучшая сторона». (6) Тогда посол Полиен изложил причины прекращения обвинения и потребовал, чтобы не было вынесено предварительного заключения до расследования императора. Отвечал Магн, и вторично говорил Полиен. Сам я вмешивался редко, говорил мало и больше хранил молчание. (7) Я знаю, что иногда молчание действует столь же сильно, как искусная речь, и помню, что некоторым, обвиненным в уголовных преступлениях, я помог, пожалуй, больше молчанием, чем самой тщательной речью. (8) Одна мать833, потеряв сына (что мешает рассуждать о теоретических вопросах, хотя бы причина для письма была и другая?), донесла государю на его вольноотпущенников (они же были сонаследниками сына), обвиняя их в подлоге и отравлении, и добилась назначения судьей Юлия Сервиана834. (9) Я защищал подсудимых при большом стечении народа: дело было очень громким, а кроме того с обеих сторон выступали знаменитейшие таланты.