Письма публикуются с сокращениями. Все купюры обозначены многоточиями; однако в начале и в конце писем многоточия опущены. Подстрочные примечания, кроме перевода иностранных фраз, встречающихся в голландском тексте, принадлежат голландскому издателю.
Русское издание сохраняет принятую повсеместно нумерацию писем голландского оригинала, при этом письма к Бернару, Виллемине и Раппарду, в отличие от писем к Тео, имеют перед порядковым номером соответственно буквы - Б, В и Р.
Человек среди людей
(Эпистолярное наследие Ван Гога)
Как могло случиться, что интимные письма одного человека к другому, брата к брату, - письма, которые никогда не предназначались для печати, получили такой общественный резонанс, что с момента своей первой публикации, пятьдесят лет назад, продолжают завоевывать все новые и новые десятки и сотни тысяч читателей во всем мире? Слова "гениальный художник" а Винсент был им - еще отнюдь не раскрывают причину их особой популярности; правильно объяснить необычный успех писем Ван Гога возможно лишь поняв Ван Гога - человека.
При жизни Ван Гог ни как человек, ни как художник не имел успеха. Как художника его ждало полное крушение всех надежд, и, не сумев вынести этого, в минуту безумия он покончил с собой, ибо человек и художник жили в Ван Гоге одной жизнью. Раздельное существование их началось после смерти, так как различными путями пошли по свету слава художника и память о человеке.
Винсент-живописец пришел к посмертной славе в те годы, когда в западноевропейском искусстве в основном господствовали формалистические течения, когда одно из них - экспрессионизм, превратно истолковав творческие поиски художника и приписав ему свою односторонность, провозгласило его своим идейным предшественником и вождем. Это обстоятельство надолго скрыло от потомков подлинное лицо живописца. Оно в известной степени и сегодня мешает непредвзятому взгляду на его искусство. Но Винсент стал знаменит: музеи и частные коллекционеры наперебой приобретали его произведения. Если при жизни художнику удалось продать всего лишь одну-единственную картину, то теперь оригиналов не хватало и появились подделки. Если при жизни Ван Гога о нем была напечатана лишь одна-единственная статья, то теперь многочисленные статьи, монографии, романы и исследования, авторами которых были и искусствоведы, и писатели, и психиатры, и даже криминалисты, подвергли дела и жизнь художника всестороннему разбору. Слава пришла, но разве о такой славе мечтал Винсент, когда еще на заре своей деятельности писал брату: "Никакой успех не мог бы порадовать меня больше, чем то, что обыкновенные рабочие люди хотят повесить мою литографию у себя в комнате или мастерской". Эта же мысль вдохновляла его и в последние годы жизни: "А ведь неплохо трудиться для людей, которые даже не знают, что такое картина!"
И вот против Ван Гога - "вождя экспрессионистов", против Ван Гога, созданного ажиотажем коллекционеров и теми критиками, которые, по словам художника, "живут только среди картин, которые сравнивают с другими картинами", выступил Ван Гог - автор писем, Ван Гог - "человек среди людей", Ван Гог - художник, девизом которого были слова: "Нет ничего более подлинно художественного, чем любить людей". Публикация писем принесла Винсенту более широкую и громкую славу - славу выдающегося человека, ибо, прежде чем написать такие письма, какие он написал, ему нужно было прожить такую жизнь, какую он прожил. А жизнь его была ежедневным подвигом. Читая его письма, диву даешься, откуда человек, который годами жил впроголодь, месяцами сидел на хлебе и кофе, без горячей пищи, одинокий и больной, и, наконец, совсем изолированный от общества в убежище для душевнобольных, черпал силы для жизни, для творчества? Только из своей любви к искусству, из дружбы и бескорыстной помощи брата? Без сомнения, и то и другое играло очень большую роль в его жизни и творчестве. "В жизни, да и в живописи я могу обойтись без бога, но я, как человек, который страдает, не могу обойтись без чего-то большего, чем я, без того, что составляет мою жизнь, возможности творить". Исключительно высоко ценил он и дружбу брата: "...если бы не твоя дружба, меня безжалостно довели бы до самоубийства: как мне ни страшно, я все-таки прибег бы к нему". И, однако, главным, что поддерживало в нем жизненный огонь и творческие силы, была любовь к людям, вера в их более счастливое и светлое будущее. "Хочешь знать, на каком фундаменте можно строить, сохраняя душевный покой даже тогда, когда ты одинок, никем не понят и утратил всякую надежду добиться материального благополучия? Этот фундамент - вера, которая остается у тебя при любых условиях, инстинктивное ощущение того, что уже происходят огромные перемены и что скоро переменится все. Мы живем в последней четверти века, который, как и предыдущий, завершится грандиозной революцией. Но даже предположив, что мы оба увидим ее начало в конце нашей жизни, мы, конечно, все равно не доживем до лучших времен, когда великая буря очистит воздух и обновит все общество. Хорошо уже и то, что мы не дали одурманить себя фальшью нашего времени и в его нездоровой гнетущей духоте увидели признак надвигающейся грозы. Надо говорить так: нас еще гнетет удушливый зной, но грядущие поколения уже смогут дышать свободнее".