Но вот снова, устно и в письмах, люди стали высказываться примерно так: если Хумм, будучи шутником и критиком «Вельтвохе», хочет посмеяться над Гессе и его книгами, никто не может Хумму этого запретить. Но если тот же Хумм в другом месте ссылается на то, что он друг Гессе и хорошо его знает, дело становится все-таки нечистым.
Я не могу не согласиться в этом с моими друзьями. Что Вы мою книгу читали плохо и не поняли, это меня не трогает. «Национальцайтунг» высказалась о ней глупее и хуже, чем Вы. Но что Вы так сверху вниз, без понимания, смотрите на нечто столь важное и священное для меня, как эта книга, что Вы так пренебрежительно похлопываете меня за нее по плечу, это все-таки ошеломило меня.
Век живи, век учись, друзья тоже всегда могут ошеломить. Но если бы мне можно было чего-то пожелать себе на Новый год, то я пожелал бы, чтобы Вы больше ничего обо мне не писали. Мне было довольно противно писать Вам это. Но теперь уж это написано.
Петеру Вайсу
29.1.1944
Дорогой господин Вайс!
Приятно было снова услышать о Вас, и в общем такие отрадные новости!
Дом, сад, лес и площадка для игры в бочча – без особых перемен. Зато ни славного Льва, ни сиамцев уже нет. Год прожил у нас сынок Льва и маленькой сиамки, по кличке Карлик, очень милое и красивое животное, но прошлым летом он издох от воспаления легких.
Скверная вещь случилась у нас на днях. Единственный друг, который у меня здесь был и который часто меня навещал, д-р Мюллер, недавно опять был у меня. Уходя вечером в темноте, он на дороге близ дома упал с крутого склона через высокую стену и лежит сейчас в больнице, плечо и рука выше локтя раздроблены, есть опасность, что– он не сможет больше работать по специальности.
Д-р Иозеф Кнехт – книга называется теперь «Игра в бисер» – вышел в декабре в Цюрихе и, как и стихи, продается пока только в Швейцарии. Для меня из этого следует, что нравственно я отрезан от своего истинного поля воздействия, а материально почти ничего не получаю за эти книги, тогда как другие, вышедшие в Берлине, почти полностью распроданы много лет назад и больше не печатаются. Как это ни неприятно, я все-таки рад, что Кнехт существует теперь в виде книги, что он уже не пропадет из-за какой-нибудь случайности и переживет меня.
У нас сейчас, в конце января, стоят такие теплые дни, что даже жутко становится. Все еще цветут с осени несколько роз, рядом с ними вылезли первые подснежники, а у камелий набухли почки. Вчера я видел, как летают три бабочки-лимонницы. Привет Вашей жене и Вашему брату.
Марианне Вебер
[февраль 1944]
Дорогая фрейлейн Вебер!
Ваше предвесеннее письмо от 2 февраля самым прекрасным образом подтвердило мне то, что я часто предполагал: что ты там, среди ваших бед, гораздо более способны к радости, к сиюминутному счастью, к восторгу мгновенья, чем мы в «благополучной» стране, где все – на месте, но нет больше воздуха, чтобы дышать! Ну, молодежь-то, конечно, есть и здесь, но у нас, стариков, у меня в частности, нет больше сил, нам конец.
Славная это история – об офицере, который после ночного ученья читает мои стихи! Но было немало офицеров, которые после расстрела десяти или ста заложников или сожжения деревни мыли руки, ложились и еще часок читали Рильке или Гёте. Мне был бы милее один-единственный, который не читает ни Рильке, ни Гессе, но научил бы своих солдат стрелять не в русских и не в евреев, а в собственных вождей. Когда-то, году в 1919-м, была в Германии усталая от войны, очень пацифистская и интернационалистская молодежь, особенно студенты, они читали Роллана и Гессе и казались закваской, но уже вскоре у Гитлера была мальчишеская армия из ста тысяч парней, которую народ добровольно отдал в его распоряжение и коричневое обмундирование которой сам оплатил. Увы, в Германии не верят ни во что, кроме как в лик Януса, в «фаустианца», который сегодня сжигает деревни, а завтра чудесно сыграет Моцарта. А как раз это-то и осточертело. Ну, извините, что я написал в таком настроении. Но когда ты настроен так много лет, иначе не напишешь. Сердечный привет от Вашего
Двоюродной сестре Лине Курц-Гессе
[весна 1944]
Дорогая Лина!
[…] Немецкой беде еще долго не будет конца. Несчастье это вполне заслуженно; от убийства евреев, от разбойничьих нападений на Австрию, Чехию, Польшу и, наконец, почти на всю Европу нельзя было ожидать лучших плодов. Боюсь, что там, в Германии, лишь очень и очень мало кто знает, что произошло и за что они тоже теперь в ответе. То, как они сейчас, сами уже на краю пропасти, наспех отправили на убой несколько сот тысяч евреев в Венгрии, этого одного уже хватило бы, чтобы надолго сделать слово «немецкий» ругательством во всем мире. Ах, лучше помолчим об этом.