307. Диакону Серину.
Те, которые изощряют душу в добродетели, как некие живые подобия Божественного любомудрия, по необходимости пребывают в союз с телом и, довольствуясь самым нужным, ненавидя же возмущающую сердце любостяжательность, как источник всякого порока, избавляют себя от тьмочисленных зол. А те, которые безосновательно полагают, что человек есть одно только тело (а к числу таких, как иные утверждают, принадлежишь и ты, чему я не верю), страдая ненасытною любовью к деньгам, мучатся тем самым, что никогда не чувствуют сытости. И тревожимые неудовлетворимым вожделением, всегда думая, что они в бедности, делают то, что делать непозволительно. Посему, размыслив, что и самое великое богатство при безмерных пожеланиях кажется нищетою, и нищета для того, кто удовлетворяется самым необходимым для естества есть богатство, — надлежит им положить конец такому безумию.
308. Пресвитеру Зосиме.
Многие весьма жестоко и сильно осмеивают тебя, и все им верят. А по мне — всего благоприличнее не медля сказать, что тебе справедливо будет, хотя на старости лет, узнать, сколько бесчисленных наказаний готовят плотские удовольствия.
309. Чтецу Урсенуфию.
Об Авессаломе и о множестве умерших по Божию гневу от язвы, когда Давид исчислил народ свой.
Авессалом наказан Божиим правосудием за то, что ради низложения своего отца притворно представлял из себя доброго судию и этою лестью привлекал к себе подданных. Он домогался начальства, собирал оруженосцев и воздвигал великую твердыню самовластия. А стекшиеся к нему и едва не утвердившие его самовластия, так как имели в виду властительство одного и смерть другого, понесли наказание. И если не тотчас же — потому что во время восстания опечалился Давид, лишаемый подданных, лучше же сказать, царского достоинства — то в скором времени. Ибо стала пожирать их моровая язва, не тихими подкравшись стопами и не постепенно распространяясь, но внезапно и со всею силою поглощая весь народ.
И хотя Писание представило другую причину сему поражению, однако же корень наказания произошел из оного греха и вскоре принес плод, то есть оказал свое действие, когда надлежало наказать и царя за сделанное им вопреки Божией воле перечисление народа. Ибо при истреблении подданных — на самом деле за собственный их грех, хотя и сказано, что за грех царя — и он находился в весьма великом бедствии, желал лучше со славою умереть, нежели жить в бесславии, лишившись подданных. Если же кто не верит, пусть слышит, что говорит сам он: да будет на мне рука Твоя, и на дому отца моего (2 Цар.24:17). Не за царя наказан был народ, как полагал ты; напротив, этим воздавалось, что кому следовало, и наказаны подданные за грех, учиненный недавно, а царь — за грех, только что совершенный. Как скоро неподкупный приговор нашел для сего удобное время, вместе подверг наказание и подданных, и царя.
310. Соправителю Авксунию.
Тебе или одному, или, по крайней мере, больше других, следовало позаботиться о том, чтобы, сколько от тебя зависит, получили облегчение впадшие в бедствия.
311. Марону и Евстафию.
Слышу, что, показав в себе крайнюю степень зла, держитесь вы той мысли, будто бы дело меньше изволения, и, отваживаясь на то, на что отважиться невозможно, почитаете себя не смелыми и не мужественными, потому что не можете своего изволения показать на деле во всей его полноте. Посему, если этот слух справедлив, то оставьте таковое произволение, чтобы не почли вас губителями или демонами в человеческом виде.
312. Им же.
Надлежит приучить себя, наилучшие, к скромному образу мыслей. Скромным же называю образ мыслей не льстивый перед высшими, но снисходительный к низшим, не раболепный, но кроткий, не исполненный лицемерия, но нелукавый, благородный, не знающий торгашества.
313. Пресвитеру Иераку.
Громко прославляют в городе тебя, для которого, что ни скажу тебе в приветствие, все будет мало. Ибо о начальстве, которого все домогаются и вожделевают и которое, как никогда более, ныне, внушает людям сильную к себе любовь и удобно предлагает себя в дар любителям, ты не только не мечтал, но и даже будучи призываем не послушал, и предлагаемого не взял, признавая для себя властью самою великою, всего более приличною мужу честному и доброму, быть в состоянии владеть самим собою, раздражительность и сластолюбие подчинив рассудку.