348. Пресвитеру Афанасию.
Хотя Херимон, этот мнимый диакон, ведет себя подобно человеку, которому неисцельная болезнь дает право не отказывать себе ни в чем, на что есть позыв, и, распростившись с обещающими уврачевание, угощает себя тем, что прямо ведет к смерти, однако же виновником столь многих зол почитаю не столько его самого, сколько Евсевия, отважившегося вверить ему Божественные Таинства. Ибо кто доставляет семена, тот очевидно виновен и в появлении растения.
349. Епископу Ермогену.
Думаю, что учителю всеми мерами должно добиваться сих двух преимуществ: чистоты жизни и достаточной силы в слове (которую если назовет кто тенью дел, мне кажется, не погрешит против истины), чтобы, как в благоустройство приводить ученика, так и уцеломудривать непокорного. Ибо как обучающие чистописанию, взяв доску, с великим изяществом выводят буквы и показывают их начавшим обучаться, чтобы они, сколько могут, подражали этому, так и нашим наставникам надлежит представлять жизнь свою ученикам, как некий ясно начертанный образец, чтобы, сколько можно, они подражали этому.
Если же ученики, видя не только безукоризненную, но и чудную жизнь, не возводятся к добродетели, то сие всякий уже поставит в вину не учителю, не оставившему без исполнения ничего такого, что обязан был сделать, но беспечности учеников. Поскольку же иные спрашивают, по какой причине учеников не удерживают от предосудительных поступков страхом, то спросим и мы: каким же страхом подействовать наставнику? Сделать выговор? Но сие, будучи повторено многократно, не возымело силы. Убеждать жезлом? Но сие не позволено. Отлучить? И это было испытано. Изгнать из города? Но у него нет столько власти. Обещать небесное царство? Но беспечным это кажется баснею. Угрожать судом? Но, услышав, они смеются на это. Извергнуть из церкви? Это не трудно, но не способствует к исправлению.
Если бы осужденного кем–либо одним потом не приняла бы вся церковь и вместе с произнесшим сей приговор вознегодовали бы все, то, может быть, извергнутый, уцеломудрившись, и пришел бы в себя. А ныне один человека осуждает, а другой нередко в то же время ему услуживает. Открыта для него другая церковь, она предлагает ему охранение, дары; даже переселение делается для изверженного источником дохода, и он не сказывает, что извержен как осужденный, но придумывает какой–либо предлог, по которому отошел добровольно. Если и спросит кто: почему? — объявляет что–либо странное, что принявшей его церкви кажется благовидным. А иные, сами живя неправо, воспользовавшись сим и думая найти в этом как бы оправдание своих грехопадений, преувеличивая пересказывают это пришедшим и наполняют все речами, приличными сложившим их. А падший не делается от сего лучшим. О том же, кто хотел его уцеломудрить, остается мысль, что он человек худой.
Посему–то, мудрейший, и благоискусные учители (а таковых немного) не в состоянии уцеломудрить согрешающих. Ибо захватившие себе это начальство ненадлежащим образом (а таковых много), благоискусность других почитая собственным своим бедствием, чтобы порок не погиб, но усиливался больше, покушаются опровергать приговоры негодующих справедливо. О них–то, хотя знаю, что сказанное будет сильно, однако же скажу; может быть, и последует за сим какое–либо исправление. Ибо что пользы оплакивать погибших, когда возможно, сколько от нас зависит, спасти то, что еще не погибло? Итак, скажу: кого не должно было бы включать и в число подчиненных, те осмеливаются самовольно вступать на учительскую кафедру, и мечтают владеть алтарем не овладевшие самими собою, думают управлять другими не способные управить себя самих. От них–то дела церковные пришли в расстройство.
350. Пресвитеру Зосиме.
Один муж, не только не способный польститься на какой–либо нечестный дар, но и свою собственность уделяющий нуждающимся, узнав, что ты, осмелился своею властью разрешить от греха одного нарушителя клятвы после того, как получил от него несколько рыб, — произнес о тебе сие, как представляется мне, Демосфеново изречение (хотя то, что будет сказано, покажется сильным, однако же скажу и не умолчу): «За это самое достоин он быть преданным смерти, чтобы и в аде нечестивым объявил сей закон». Изрек же это муж сей, будучи объять скорбью, но и мне, и всем тут бывшим показалось сказанное не неуместным. Ибо нарушителя клятвы разрешает от вины не то, что ты умилостивлен дарами, а то, что потерпевший обиду от нарушения им клятвы получил назад свою собственность.