64. ПИСЬМО К НЕМЕЗИАНУ И ДРУГИМ, СОСЛАННЫМ НА РУДОКОПНИ
Киприан — Немезиану, Феликсу, Луцию, другому Феликсу, Литтею, Помиану, Виктору, Ядеру и Дитиву, со епископом; также сопресвитерам и диаконам, и прочим братьям находящимся в рудокопнях, мученикам Бога Отца всемогущего и Иисуса Христа, Господа и Бога, хранителя нашего, желаем вечного спасения.
Слава ваша, блаженнейшие и возлюбленнейшие братья, налагала на меня долг лично видеть и обнять вас; но сосланного за исповедание имени меня удержали от того пределы назначенного мне места, и потому являюсь к вам, как могу, и, когда мне нельзя прийти к вам телом и стопами, прихожу к вам любовью и духом, открывая в письме свое сердце и восхищаясь доблестями и похвалами вашими, в которых считаю себя соучастником, если не по страданию тела, то по участию любви. И могу ли я молчать, могу ли не говорить, слыша о возлюбленнейших моих так много славного, чем Господь удостоил почтить вас? Уже некоторые из вас упредили других совершением своего мученичества и имеют принять награду от Господа по своим заслугам; а некоторые еще томятся в заключении темничном, в рудокопнях и в узах, и, представляя самою медленностью казней разительнейшие примеры для укрепления и вооружения братьев, медленностью страданий приобретают полнейшее право на заслуги, по которым надеются получить из небесных наград столько воздаяний, сколько теперь числится дней в истязаниях. Не удивляюсь, мужественнейшие и блаженнейшие братья, что Господь почтил вас возведением на самую вершину почестей славы своей, — вас, которые всегда отличались в Его церкви строгим соблюдением веры, которые не нарушимо храните повеления Господни, — в простоте невинность, в любви согласие, скромность в смирении, прилежание в управлении, неусыпность в помощи немощным, милосердие в призрении нищих, постоянство в защищении истины, осмотрительность в строгости благочиния. Желая быть во всем примером добрых дел, вы и теперь исповеданием имени и страданием тела возбуждаете умы братьев к божественному мученичеству, становясь сами вождями в доблести с тем, чтобы и стадо, следуя за своими пастырями и подражая действиям предстоятелей, своим повиновением также заслужило быть увенчанным от Господа.
Нисколько не должно быть омерзительным для нас то, что вы, прежде избитые палками и изнуренные, освятили благочестивые начатки своего исповедничества такими наказаниями. Не боится палок тело христианина, которого вся надежда в древе. Раб Христов познал тайну своего спасения: искупленный древом для вечной жизни, он древом приведен и к венцу. И что удивительного, если вы — золотые и серебряные сосуды — ввергнуты в рудокопни, то есть, в хранилище золота и серебра, — разве только то, что теперь изменилось естество металлов, и места, которые прежде обыкновенно давали золото и серебро, сами начали принимать их? На ваши ноги наложили путы; досточтимые члены и храмы божии оковали поносными цепями: как будто с телом можно оковать и дух, или осквернить ваше золото́ прикосновением к железу! Для людей преданных Богу и свидетельствующих веру свою благочестивою доблестью это украшения, а не узы: они не бесчестят скованных ног, но очищают для венца. О ноги, столь удачно скованные, которые раскует не кузнец, а Господь! О ноги, удачно скованные, которые спасительным путем направляются в рай! О ноги, связанные теперь в мире сем, чтобы навсегда быть свободными у Господа! О ноги, замедляемые в шествии путями и перекладинами, но которые славным путем быстро побегут ко Христу. Пусть завистливая и коварная жестокость удерживает вас, сколько хочет, своими цепями и узами: вы скоро от этой земли и от этих казней перейдете в царство небесное. Тела не нежит в рудокопнях постель и перина; но подкрепляет Христос своею прохладой и утешением. Утробы, изнуренные трудами, лежат на земле; но лежать со Христом — не наказание. Обезображенные положением и грязью члены остаются нечистыми без бани; но духовно омывается внутри то, что вне осквернено телесно. Мало там хлеба; но человек живет не одним хлебом, а и словом Божиим. Одежда не предохраняет достаточно от стужи; но кто облекся во Христа, тот роскошно одет и убран. Дыбом стоит волос на полуостриженной голове; по так как глава мужу Христос, то какова бы голова ни была, она по необходимости прилична, потому что славна именем Господа. И каким блеском вознаградится все это безобразие, столь ненавистное и страшное для язычников? Какою светлою наградою вечной почести заменится все это мирское и кратковременное истязание, когда Господь, по слову апостола, «преобразит тело смирения нашею, яко быти сему сообразну телу славы Его» (Филип. 3. 21)?