По твоему мнению, может быть, безопасны, по крайней мере, те, которых окружает блеск золотых чертогов и охраняет стража оруженосцев? Но такие люди боятся более, нежели кто другой. Чем больше кого боятся, тем больше причины бояться тому самому. По мере возвышения человека возрастает для него и опасность, хотя бы защищали его руки телохранителей, хотя бы он всегда был под прикрытием многочисленной стражи. Чем меньше позволяет он быть спокойными другим, тем меньше может быть спокоен и сам. Власть страшна прежде всего для самих властителей, которых делает страшными для других. Она улыбается, дабы свирепствовать; ласкает, дабы обмануть; привлекает, дабы убить; возносит, дабы низвергнуть; по некоторому закону возмездия, за большую честь и знатность платят большими и лишениями.
Итак, то одно спокойствие верно, та только безопасность крепка, тверда и постоянна, когда человек, освободясь от вихрей мятежного века, утвердит свое пребывание в спасительной пристани; когда он от земли возносит взоры к небу и, вступив в звание сына Господня, приблизившись к Богу своим сердцем, ниже себя считает все то, что другим в круге вещей человеческих кажется высоким и величественным. Кто выше века сего, тот ничего уже не может от него ни желать, ни требовать. Какая твердая, какая непоколебимая оборона, какая небесная помощь для обладания вечными благами заключается в том, чтоб быть свободным от сетей лукавого мира, чистым от земного тления, способным обитать в свете бессмертия! В этом состоянии мы ясно можем видеть, с какою хитростию прежде нападал на нас непримиримый враг для нашего погубления. Как скоро мы знаем и осуждаем то, чем были, то в этом самом имеем сильнейшее побуждение стремиться к тому, чем имеем быть. Для этого не нужно ни денег, ни домогательств, ни усилий, ни неусыпных трудов, которыми приобретаются высокие достоинства и власть человеческая. Это дар Божий, и дело легкое. Как солнце само собою светит, ручей сам собою течет, дождь сам собою орошает: так сам собою проливается небесный Дух. Как скоро душа, взирая на небо, познает своего Творца, то, вознесшись превыше земли и всего земного величия, начинает быть тем, чем себя почитает. Только ты сам, запечатленный уже знамением небесного воина, облеченный во всеоружие благодати, соблюдай ненарушимо правила своего звания исполнением святых добродетелей. Занимайся тщательнее либо молитвою, либо чтением: и будешь то сам с Богом беседовать, то Бог с тобою. Да наставит Он тебя в Своих заповедях, Он да управит тобою: кого Он обогатит, того никто не сделает скудным. Не может быть скудным тот, чье сердце однажды насытилось небесным брашном. Ты тотчас возгнушаешься распещренными златом сводами и стенами, покрытыми дорогим мрамором, когда узнаешь, что наипаче должно украшать себя самого; что лучший для тебя дом есть тот, в котором, как во храме, обитает Господь, в котором утвердил Свое жилище Дух Святой. Украсим сей дом лепотою непорочности, осветим светом правды. Он никогда не развалится от ветхости; живописные краски или позолота, слинявши на стенах, никогда не обезобразят его. Все обманчивое тленно, и нельзя быть твердо уверенным в обладании тем, чем нельзя обладать постоянно. Истинные украшения всегда имеют цену, истинные почести невредимы, истинный блеск продолжителен; они не могут ни обветшать, ни помрачиться; могут только преобразоваться в лучший вид при воскресении тела. Вот в кратких словах то, о чем я хотел побеседовать с тобою, любезный Донат. Знаю, что сердце доброе и терпеливое, ум твердый, вера крепкая услаждаются слышанием спасительных истин; знаю и то, что для твоего слуха ничто столько не приятно, как то, что приятно Богу; однако сократим беседу, ибо мы живем вместе и имеем случай впредь часто беседовать. И как теперь праздник и время свободное, то весь остаток дня до самого вечера проведем в веселии; не останемся ни на одну минуту без участия в пире небесной благодати. Да огласится он трезвенным псалмопением: и как у тебя память твердая, голос звучный, то начни сам это пение по обычаю. Тем приятнее будут песни духовные, ежели, внимая им духовно, будем находить в них благочестивое удовольствие и для слуха телесного.
2. ПИСЬМО К ЕВКРАТИЮ О КОМЕДИАНТЕ
Киприан брату Евкратию желает здоровья.
По своей расположенности и взаимному уважению ты почел нужным, возлюбленнейший брат, узнать мое мнение о комедианте, который, находясь у вас, не оставляет своего постыдного ремесла и учит сему других не к назиданию юношества, а к разорению: должен ли таковой быть в общении с нами? Я думаю, что это не сообразно ни с славою Божественною, ни с евангельским благочинием. Чистота и достоинство Церкви не должны быть оскверняемы столь гнусною и нечистою язвою. Если закон воспрещает мужчинам надевать одежду женскую и поражает таковых проклятием, то не большего ли осуждения достоин тот, кто не только надевает одежды женские, но с помощию постыдного искусства старается выразить гнусные и нескромные жесты, свойственные женщинам? И пусть никто не извиняет себя тем, что сам отстал от театра, тогда как учит тому других: нельзя почитать отставшим того, кто оставляет по себе преемников и вместо себя одного готовит много подставных, наставляя и уча, вопреки заповеди Божией, как мужчине преобразиться в женщину и изменить искусством свой пол, чтоб извращением испорченного и расслабленного тела угодить диаволу, силящемуся запятнать Божие творение. Если таковой ссылается на недостаток и нужду от бедности, то в этой нужде можно помочь ему в числе тех, которые питаются от Церкви, только бы захотел довольствоваться хотя умеренным, но зато невинным содержанием. Притом пусть он не думает, что его надобно искупить платою, чтобы перестал грешить: в этом не наша, а его польза. Впрочем, пусть, сколько хочет, ищет оттуда прибыли; но что же за прибыль, которая лишает людей совозлежания с Авраамом, Исааком и Иаковом; которая, напитав их греховно и пагубно в сем веке, приводит к мучениям вечного голода и жажды? Потому употреби все возможные меры к тому, чтобы обратить его от занятия столь зазорным и бесславным ремеслом на путь невинности и упования жизни, убедив довольствоваться содержанием от Церкви, хотя умеренным, но спасительным. Если бы у вас в Церкви не было достаточных средств для доставления содержания нуждающимся, он может перейти к нам, получить здесь необходимое для пищи и одежды и затем учиться в Церкви одному спасительному вместо того, чтобы другим давать пагубные уроки вне Церкви.