Пожалуй, самой большой находкой были братаны Медведевы. Хоть сами они себя никогда к "диссидентам" не причисляли, а все больше к советникам "голубей в Политбюро", здесь они числятся в лидерах "левого крыла диссидентов". Я, переезжая из страны в страну, только диву давался, до чего же эти братаны плодовиты - чуть не в каждой газете успевают печататься. Это не считая книг и лекций. Выдвинули Сахарова на Нобелевскую премию - Жорес Александрович уже в Норвегии, убеждает общественность, что нельзя дать премию мира создателю водородной бомбы. Разворачивается кампания в защиту арестованных хельсинкцев - Жорес Александрович в парижской газете объясняет, как вреден шум на Западе для людей "там". Приговорили Гинзбурга к восьми годам особого режима - Рой Александрович спешит с заявлением о том, какой плохой человек Гинзбург. Надвигается осуждение советской психиатрии в Гонолулу - Жорес Александрович тут как тут, заявляет в Америке, что, кроме него ну и, пожалуй, Плюща, никого в психушку по политическим мотивам не сажали. Словом, работоспособность необыкновенная. Всего два человека, а шуму навесь мир.
Да это же находка. Пусть-ка "диссиденты" удушат себя своими руками. Солженицын - "писатель-диссидент", и всю жизнь промолчавший или простучавший "Х" - "писатель-диссидент", Вроде как угроза Сталина Крупской подыскать "другую вдову Ленина". Главное же, создается впечатление, что "диссиденты" сами не знают, чего хотят. Только вечно ссорятся.
И все это не просто разрозненные эпизоды, а прекрасно сдирижированный международный оркестр, располагающий мощными средствами. Я вовсе не утверждаю, что дирижеры сидят в Кремле, но игра-то идет как по нотам. Как ни трудно нам было в СССР, какая ни громоздилась перед нами железобетонная стена, а и ее можно пробить лбом при известном упрямстве. Здесь же стенка ватная, и обволакивает она тебя со всех сторон.
Впрочем, меня лично все это коснулось далеко не сразу. Первые три-четыре месяца демократическая богиня паблисити настолько разбушевалась, что даже ватная стенка расступилась на время, а трехглавое чудище "сил мира, прогресса и социализма" затаилось, пережидая стихию. Только пара коммунистических газетенок поплоше, в странах, где компартии совсем крошечные, а стало быть, полностью на советской дотации, пытались что-то тявкать. Какая-нибудь "Унзере цайт" в Германии или "Де ваархайт" в Голландии, о которых местные жители и не слыхали. На них-то советским и приходилось ссылаться - к крайней своей досаде.
После первого залпа мне вслед советские газеты молчали примерно месяц, надеясь, что все утихнет. Однако к Пиночету я не поехал, да и "мыльный пузырь" не лопнул, как они предсказывали. Идеологическое руководство скомандовало "дать отпор" проискам.
Только привычный советский читатель может оценить, до какой степени власти были растеряны и напуганы развитием событий. Практически весь февраль, март и апрель почти каждый день они были вынуждены печатать что-то против меня. "Труд" - "Родство душ"; "Правда" - "Унзере цайт" о врагах мира"; "Известия" - "Марионетка в руках реакции"; "Известия" - "Кому мил этот отщепенец"; "Советская Россия" - "Ставка на антикоммунизм"; "Правда" "На службе НАТО"; "Известия" - "Разоблачение провокационной шумихи"; "Комсомольская правда" - "Считаем его предателем"... Одно только количество публикаций красноречиво говорит о панике. Содержание же порой просто невероятно. Еще месяц назад они уверяли читателей, что я слабоумный маньяк, чуть ли не фашист, от которого все отшатнутся после первой же встречи. Теперь вдруг им приходится признавать, что "печать, радио и телевидение Запада продолжают раздувать шумиху вокруг этого отщепенца". "Среди этого хора провокаторов оказалось много лидеров оппозиционного блока ХДС-ХСС". "Кто же в ФРГ оказался в кругу его друзей? Это - председатель ХДС Коль...". "Антисоветские высказывания Буковского, к сожалению, нашли свое отражение и в передачах западногерманских радиостанций и телевизионных центров".
В сообщениях из Англии (тоже с опозданием на месяц) уже ругали не столько меня, сколько политику консерваторов. Причем получалось, будто или я эту политику выдумал, или она была выдумана специально для меня.
"Госпожа Тэтчер, - писал в "Известиях" какой-то ехидный журналист, без сомнения, тайный антисоветчик, из числа тех, что держат кукиш в кармане, которая не упустит случая, чтобы заявить о своем антисоветизме, встретила новоявленного "борца за свободу" с распростертыми объятиями, настолько горячими, что это привело к дискуссии в Вестминстере. На заседании английского парламента Тэтчер настаивала на том, чтобы правительство проявило "больше внимания к личности Буковского и к информации, которой он располагает о жизни в Советском Союзе".
"Взгляды правительства на положение в СССР хорошо известны, и премьер-министр не намерен искать популярности путем встречи с русским диссидентом, поскольку в этом нет необходимости", - заявил мистер Каллагэн".
Что это - сон? "Горячие объятия", оппозиции, острые дебаты в парламенте, премьер-министр, который мог бы получить больше популярности от встречи со мной, но гордо воздерживается от такого легкого пути... А где же полуграмотный недоумок, уголовник, маньяк, террорист? То-то радовался советский читатель.
И, наконец, вершина, перл советской журналистики, кульминация паники:
Прием в Белом доме Вашингтон, 2 марта, ТАСС. Вчера президент США Дж. Картер принял выдворенного из пределов Советского Союза Буковского уголовного преступника, который также известен как активный противник развития советско-американских отношений.
Этой встрече предшествовала беседа с Буковским вице-президента США У. Мондейла.
Это все, что появилось в тот день в "Правде". Не какая-то там привычная "провокационная вылазка", "антисоветская акция" и т.п. Нет, "Прием в Белом доме", словно речь пойдет об очередном приеме советского посла или министра иностранных дел. Уголовник - и одновременно противник отношений. И никаких комментариев - словно сигнал СОС, коротко и отчаянно. Тут уж пришли в волнение все "силы мира и прогресса".
До сих пор встречался я только с лидерами оппозиций - правительства же, будь то лейбористы в Англии, либералы и социалисты в Германии, жискаровцы и голлисты во Франции, от таких встреч уклонялись, не желая сердить советских друзей. Оттого по западным меркам получался я слишком консервативным в Англии и Германии и "слишком левым" во Франции. (Во Франции, правда, и оппозиция отнеслась ко мне осторожно, так что встретили меня там вообще недавние "леваки", увлекшиеся правами человека, вроде Армана Гатти, - оставалось и меня зачислить в "крайне левые".) Бранд оказался слишком занятым, Каллагэн - слишком осведомленным о советской жизни, да к тому же еще и слишком скромным. Одно лишь голландское правительство в то время не боялось нас открыто поддерживать.
Позиция Картера прорывала эту молчаливую блокаду, ставя европейских коллег в смешное положение, а его обещание сделать права человека основой своей политики звучало для них похоронным маршем. По крайней мере, вначале выглядело это так, будто впервые, может, за всю историю противостояния демократии тоталитаризму нашелся лидер, готовый открыто отстаивать ценности нашей цивилизации. Это был бы смертельный удар по всей полувековой политике капитулянтства и тайных сговоров, по всем трем "силам" сразу.
Разумеется, СОС было услышано немедленно. На следующий день "даже такая недружественная газета, как "Нью-Йорк тайме" писала:
"Уместно спросить, имеет ли наша страна право указывать другим, как себя вести, и не может ли подобного рода менторство невольно содействовать тому, что заставит других проявлять большую осторожность и не связываться с Соединенными Штатами".
И далее, подчеркивая тенденциозность нового курса, газета почему-то перешла на события в Никарагуа. Совсем по-советски, за что и удостоилась обширных цитат в "Правде".
Не отставали и другие, не менее "буржуазные" да "недружественные", пугая американского президента "возможными отрицательными последствиями". Переполох был такой, как будто Картер объявил тотальную мобилизацию и ядерную тревогу. Соответственно, чем больше выплескивалось наружу этого добросовестного буржуазного страха и "прогрессивного" лицемерия, тем спокойней становился тон советской прессы. И, хотя еще много месяцев продолжали они поминать нас с Картером недобрым словом, утверждая, что это было "вмешательством по внутренние дела СССР", "выходкой" и проч., для советского читателя становилось ясно, что опять "пронесло" советских отделались легким испугом.