Временами я тут заболеваю каким-то психическим расстройством: оно заключается в том, что голова моя начинает самостоятельно думать какие-то ненужные бредовые мысли, и я не могу овладеть своим сознанием, и вдобавок все сильнее портится зрение.
Увидимся — обо всем поговорим.
Ты забыла мне положить в сумку бритву (положила только ножи), мне приходится здесь занимать каждый раз.
Что еще тебе написать, милая моя? Очень хочу, чтобы хоть 20-го августа быть дома, но, как говорится в одной песенке, «ты далека от меня — между нами поля и луга, а до смерти четыре шага».
Обнимаю мою дорогую жену.
Твой старый офицер Андрей. Действующая армия.
Если будет возможность, сбереги ½ литра водки. Я пойду и выпью на могиле в день своего приезда. Никому не говори о моем приезде, я ни с кем не хочу встречаться.
Здравствуй, дорогая моя Муся!
Здесь я ближе к нашему сыну; вот почему между другими причинами я люблю быть на фронте. Все время мой сын живет в моем сердце. Должен тебе сказать — отсюда, — что ты для меня единственная на живом свете живая часть его, моего умершего сына. Я на подъезде попал ночью в тяжелую автомобильную аварию, но отделался только измазанной в грязи шинелью. Повезло. Живи, моя дорогая, может быть — увидимся.
Твой старый капитан.
[Приписка сбоку листа]
Дорогая Муся!
Если увидишь Михаила, скажи, что я извиняюсь перед тобой и перед ним за свое поведение. Но ты и он должны извинить меня, потому что мне постоянно так тяжело, что и война для меня отдых. Здесь для меня люди ближе, и я, склонный к привязанности, люблю здесь людей. Русский солдат для меня святыня, и здесь я вижу его непосредственно. Только позже, если буду жив, я опишу его. Как-то ты там поживаешь, милая моя? Скоро напишу свой адрес.
Твой капитан.
Дорогая Муся!
Сегодня 9 месяцев минуло со дня смерти нашего сына. Прошло с его смерти ровно столько же времени, сколько он лежал перед рождением в твоем чреве. И вот уже 270 дней прошло, как он ушел ото всех живых, почти триста суток он лежит в земле. Но он оставил после себя свое подобие — милого Сашку. Поцелуй его за меня, деда-солдата… Я все время езжу. Трудно приходится, но ничего. Завтра или послезавтра, м[ожет] б[ыть], буду в Смоленске. Я на твоей старой родине и тоскую здесь по тебе.
Твой А.
Здравствуй, дорогая моя Муся!
Это письмо передаст тебе тов. Бор[ис] Галин, который со мной вылетел из Москвы и на том же самолете возвращается. Живу я тут ничего. Сегодня вернулись (нас ездило трое) из поездки под Проскуров. Поездки эти всегда интересны, хотя бывает физически тяжело.
Я еще буду здесь месяц — почти до конца апреля: так Карпов назначил мне быть. Буду здесь ездить и писать, хотя писать трудно — условия неудобные даже для меня, нетребовательного к условиям.
Но это всё так. Я хотел бы получить от тебя тоже письмо. Я знаю, что тебе живется материально нелегко, и мне сейчас трудно помочь тебе, т[ак] к[ак] я не в Москве, а далеко от тебя. Здесь несколько другой народ, другой его характер, даже постройки иные, чем то, к чему мы привыкли. (Я пишу плохо — свет плохой.) Скоро мы продвинемся дальше на запад. Ты знаешь, я в этих местах никогда не был. Сегодня мы разговаривали с пленным немцем — врачом по профессии (он говорит по-русски).
Муся! Веди там себя разумно и хозяйственно — не обижайся за совет. Помогай Сашке, сколько можешь, п[отому] что мы оба любим его и я его часто здесь вспоминаю, когда мне бывает тяжело (это бывает часто). Еще тяжелее мне думать о нашем Тоше — неужели его никогда не будет с нами? Мне охота здесь как-нибудь сразу побывать на его могиле. Я ее воображаю себе и его, лежащего в земле. Что еще тебе написать? Я по тебе скучаю, хотя ты была в последние дни несправедлива ко мне. Я скучаю по Сашке.
Посылаю тебе жалкий подарок, больше ничего не умею. По возвращении хочу менять порядок жизни — в том смысле, чтобы моя служба не мешала литературной работе.
Здравствуй, дорогая Муся!
Выбрал свободное время и пишу тебе. Времени здесь не хватает. Я уже написал тебе одно письмо, получила ли ты его? Я хочу получить от тебя поскорее ответ: как твое состояние, сколько, говоря точнее, ты беременна и как ты себя чувствуешь. Я сейчас получил из Москвы телеграмму за подписью Карпова и Черных, где говорится «жена (т. е. ты) будет обеспечена, не беспокойтесь». В телеграмме Карпов похвалил мой очерк «Прорыв на запад».
Меня интересует теперь — чувствуешь ли ты действительно заботу со стороны моего начальства, чем ты будешь обеспечена, — или ограничится дело только тем, что тебе дадут, когда нужно будет, машину?