И в третий раз духовник наклоняется к маленькому дофину и долго шепотом наставляет его… Царственный ребенок гневно прерывает его речь.
— Так зачем же тогда быть дофином? — кричит он.
Не желая больше слушать, маленький дофин отворачивается к стене и горько плачет.
2. Супрефект на лоне природы
Г-н супрефект совершает поездку. Коляска супрефекта важно катит на сельскохозяйственный конкурс в Комб-о-фе: на козлах — кучер, на запятках — лакей. Для такого знаменательного дня г-н супрефект в парадном мундире, в панталонах с серебряными лампасами, при треуголке и шпаге с перламутровой рукояткой, которую он носит в торжественных случаях… На коленях у него покоится огромный портфель тисненой шагреневой кожи, на который он с грустью взирает.
Г-н супрефект с грустью взирает на свой портфель тисненой шагреневой кожи; он обдумывает торжественную речь, с которой ему предстоит выступить перед жителями Комб-о-фе.
«Милостивые государи и любезные мои подопечные…»
Но напрасно он теребит шелковистые белокурые свои бакенбарды и в двадцатый раз повторяет:
— Милостивые государи и любезные мои подопечные…
Дальше речь не идет…
Дальше речь не идет… В коляске так жарко!.. До самого горизонта под жгучим южным солнцем пылится дорога… Воздух пышет огнем… На белых от пыли придорожных вязах стрекочут тысячи цикад… Вдруг г-н супрефект встрепенулся. В стороне, под пригорком, он приметил зеленый дубовый лесок, который словно манит его.
Зеленый дубовый лесок словно манит его:
— Сюда, сюда, господин супрефект! Здесь, в тени, вам куда будет лучше обдумывать речь…
Г-н супрефект поддался соблазну, оставил коляску и приказал его дожидаться, пока он обдумает речь в зеленом дубовом лесочке.
В зеленом дубовом лесочке пичужки, фиалки, ручьи в мураве… Увидев г-на супрефекта в нарядных панталонах, с портфелем тисненой шагреневой кожи, пичужки с испугу прервали свой щебет, ручьи уже не смели журчать, а фиалки запрятались в траву… Здесь, в лесу, не видали дотоль супрефекта и теперь шептались, недоумевая, кто этот знатный вельможа в серебряных панталонах.
Шептались в листве, недоумевая, кто этот знатный вельможа в серебряных панталонах… А меж тем г-н супрефект, в восторге от тишины и свежести леса, приподнял фалды мундира, положил треуголку на траву и сел у подножия дубка на мягкий мох, затем разложил на коленях огромный портфель тисненой шагреневой кожи и вынул оттуда большой-пребольшой лист плотной бумаги.
— Он поэт! — решила малиновка.
— Нет, — сказал снегирь, — не поэт. Раз он в серебряных панталонах — он принц.
— Он принц, — сказал снегирь.
— Он не поэт и не принц, — перебил их старый соловей, который как-то пропел всю весну в садах супрефектуры, — я знаю, кто он: супрефект.
И в лесочке все зашептались:
— Он супрефект! Супрефект!
— Какой он плешивый! — заметил хохлатый жаворонок.
Фиалки спросили:
— А злой он?
— А злой он? — спросили фиалки.
И старый соловей ответил:
— Ни капли!
И, поверив ему, пичужки снова запели, ручьи зажурчали, фиалки заблагоухали, как если бы не было вовсе средь них супрефекта… Весь этот гомон лесной не тронул г-на супрефекта; он призывает музу земледельческих объединений и, подняв карандаш, начинает торжественно речь:
— Милостивые государи и любезные мои подопечные…
— Милостивые государи и любезные мои подопечные, — начал торжественно речь г-н супрефект…
Громкий смех прервал его речь. Он обернулся и увидел большого зеленого дятла, который, скакнув на его треуголку, смотрел на него и смеялся. Г-н супрефект плечами пожал и собрался было продолжать свою речь, но дятел его снова прервал и издали крикнул ему:
— К чему это?
— Как к чему? — покраснев, сказал супрефект.
Спугнув движением руки нахальную птицу, он с новым рвением продолжал свою речь.
— Милостивые государи и любезные мои подопечные…— с новым рвением продолжал свою речь г-н супрефект.
Но тут потянулись к нему на своих стебельках малютки-фиалки и тихонько шепнули:
— Господин супрефект, господин супрефект, понюхайте, как сладко мы пахнем!
И ручьи подо мхом зажурчали так мелодично, в ветвях над самой его головой малиновки прощебетали ему свои лучшие песни, и весь зеленый лесок словно сговорился, чтоб помешать ему сочинить его речь.
Весь зеленый лесок сговорился, чтоб помешать ему сочинить его речь… Г-н супрефект разомлел от благоуханий, опьянел от мелодий — он не в силах бороться с очарованием, которое его охватило. Он прилег на траву, расстегнул свой красивый мундир, пробормотал еще два-три раза: