Как я оказался в больнице? Хм. Ехал на корове верхом и свалился. Вообще-то, сама по себе езда на коровах не является рискованным видом спорта — я неоднократно катался на этих животных без каких-либо последствий. Но в тот раз мы хотели, чтобы корова поднялась по лестнице корпуса естествознания к офису президента университета. Ее наша идея не вдохновила. Могу только сказать, что никому не рекомендую такой способ передвижения.
И что означает Ваша фраза о том, что меня «то и дело госпитализируют»?
Мне пора снова приниматься за гранит науки. Непохоже, чтобы этот семестр был сколько-нибудь легче предыдущего, но зато конец уже близок!
Отдохнувший,
Остров Скай
27 февраля 1913 года
Дорогой Дэвид!
Большое спасибо за Ваш портрет. Вы на нем такой серьезный! И гораздо моложе, чем я думала. В Ваших глазах я все же разглядела искорки, выдающие юношу, способного выкрасть дерево или проехаться верхом на корове. Как поживает деревце вашего класса?
От меня фотографии не ждите. Здесь нет ни одной фотокамеры, и я не думаю, что смогу объективно нарисовать себя. Буду подправлять и подтирать до тех пор, пока Вы не получите лицо принцессы Мод. Мы всегда хотим казаться привлекательнее, чем есть на самом деле, Вы согласны? Другими словами, вот если бы Вы сами зарисовывали свой портрет вместо фотографирования, разве стали бы изображать себя в том ужасном пиджаке в клеточку?
Теперь, когда у меня есть Ваш портрет, я могу представить себе, как Вы и Ваши друзья передаете друг другу «Три недели». Вы ждете в нервном предвкушении своей очереди и, когда книга оказывается в Ваших нетерпеливых руках, мчитесь в комнату, забыв до утра о домашних заданиях. Вы приступаете к чтению, и Ваши щеки окрашиваются розовым цветом — Вы понимаете, насколько отличается Глин от Генри Джеймса.
Я никогда не читала Марка Твена, но согласна с тем, что По умеет пугать. Помню, как однажды ночью, еще девочкой, я при свете огарка, который стащила в церкви, читала в постели «Сердце-обличитель». За кражу я определенно понесла наказание, потому что, закончив книгу и задув огонек, я не смогла ни на миг сомкнуть глаз: из-под пола мне слышалось биение сердца. Когда рассвело, меня нашла махэр[2] — я сидела в кровати, вцепившись в одеяло, в полной уверенности, что Бог карает меня за воровство алтарной свечи. И что же я сделала в следующее воскресенье, чтобы искупить свой грех? Стащила свечу из нашего буфета и оставила ее в церкви!
Мой дорогой мальчик, В. С. — это, конечно же, Вальтер Скотт. Не сомневаюсь, что в вашей огромной университетской библиотеке валяется пара-тройка его романов. В любом случае, коли Вы читали «Зазеркалье» больше чем один раз, мы с Вами прекрасно поладим. Обожаю Бармаглота.
В Вашем самом первом письме (да, я храню все Ваши письма!) Вы рассказывали о том, что лежали в больнице. Какой домашний скот Вы использовали не по назначению в тот раз? Вальсировали на лошади? Играли в футбол с бараном?
Урбана, Иллинойс, США
21 марта 1913 года
Дорогая Сью!
Мне пришлось отложить учебники, чтобы немедленно ответить на Ваше письмо и защитить себя и свой бедный пиджак в клеточку. Очевидно, у вас на Скае совсем не разбираются в моде, так как и мой пиджак, и я сам являемся образцами стиля в кампусе! И на фотографии я обязан был выглядеть как можно серьезнее: ведь это мои первые усы. Любопытно даже стало: сколько мне лет, по-вашему?
Ну хорошо, раз Вы не хотите сесть перед зеркалом и нарисовать для меня автопортрет карандашом, пожалуйста, сядьте перед зеркалом и опишите себя словами. Посмотрите на свое отражение прямо сейчас и расскажите, что Вы там видите. И тогда я сам нарисую портрет.
Нет, никаких глупых шуток со скотиной за мной больше не числится, по крайней мере таких, которые закончились бы больницей. Тот прошлый визит к врачам был вызван попыткой взобраться на стену женского общежития и проникнуть в комнату Элис Макгинти. Я залез по водосточной трубе почти до верха, но потом руки соскользнули. В результате — сломанная нога и разбитое сердце, так как Элис мои старания и страдания не оценила. Я могу понять ее недовольство, ведь из-за происшествия ее чуть не исключили из общежития. И Вы знаете, что тогда раздосадовало меня больше всего? До того случая я не раз забирался по той водосточной трубе, иногда с банкой кузнечиков, привязанной к поясу, а одним незабываемым вечером — с мешком белок.