— Это не мул, — заявил шофер.
— А если не мул, тогда, значит, ишак? Где это видано, чтобы из одного ишака вытекало столько крови? Конечно, вы зарезали мула! И совершенно ясно, что это мул, недавно взятый в артиллерийский обоз. Иначе откуда могло бы быть столько крови?
— Да, ей же богу, это не мул, это человек.
— Что-о-о? Человек? — прогремел чей-то голос. — Вы что, уже стали кормить людей человечьим мясом? И что это вы собирались изготовить, окорок или колбасу?
— Постойте, — вмешался другой, — быть может, это те самые убийцы из Сарьери, которых мы разыскиваем уже шесть лет?
— Мы честные люди, — запротестовал шофер. — Я шофер «скорой помощи»…
И он рассказал вкратце обо всех наших приключениях:
— Мы привезли сюда одного раненого и одного мертвого.
Команда была поражена. Один из слушателей, глядя на раненого, лежавшего в носилках на земле и все еще истекавшего кровью, воскликнул:
— Бог мой! Какой же полнокровный человек! Этот гражданин является прямым доказательством высокого уровня нашего благосостояния! Пусть это увидят и поймут наши оппозиционеры.
Из больницы вышли два санитара. И в момент, когда они хотели внести раненого в здание, командир отряда приказал:
— Раз уж мы приехали сюда, то установим их личности…
Вот тогда-то вспомнили, что в багажнике находится покойник, то есть я. Меня вытащили из багажника.
— Вот умерший, — сказал шофер. — В жизни во всяком случае он был невезучий. Все наши несчастья пошли из-за него.
— А у него кровь уже засохла.
Меня начали обшаривать. Не найдя ничего, что бы помогло установить, кто я такой, полицейские принялись обыскивать раненого. Из кармана его извлекли паспорт и удостоверение личности.
Полицейский, потрясая удостоверением, воскликнул:
— Оказывается, неспроста у него столько крови!
— Кто он? Партийный руководитель районного или местного масштаба? — спросил другой.
— Нет. Торговец скобяными товарами!
— Ну, у такого крови хватит на целую неделю!
— Бывает же так, столько крови в человеке!..
Меня унесли. Что сделали с тем, раненым, я не знаю. Меня же бросили в больничный подвал. Я так устал от дорожной тряски, что уснул тут же, на каменном полу.
Ах, брат мой Слепень! Если у тебя есть хоть крошечка ума, то не вздумай говорить: надоело жить, хочу умереть. Не воображай, что умереть по своему желанию так же легко, как, проголосовав, привести к власти какую-нибудь партию. Только я знаю, что это значит. Жить, может быть, и трудно, но умереть, поверь мне, намного трудней.
С приветом твой брат
Умерший Ишак
Восьмое письмо
Любимый брат мой Слепень!
В больнице «скорой помощи» врачи нашли мою смерть подозрительной. Доктор, который должен был ее засвидетельствовать, спросил сестру, действительно ли я умер.
Сестра сказала:
— Меня, господин доктор, санитар и так уж называет лгуньей. А сам утверждает, что этот человек умер.
Доктор разнервничался.
— Я человек осторожный. Пока окончательно не буду уверен, что умерший действительно умер, я не могу дать свидетельство. Ведь мы живем в такое время, когда нельзя довериться ни живому, ни мертвому. Приходят сюда умершими, мы, поверив им на слово, записываем: «Умер, можно хоронить», — а там, глядишь, они нас подводят. Один мертвый корчится от щекотки, когда его обмывают, другой просыпается, когда его кладут в гроб, говорит, зевая: «Ох, опять опоздал на работу!» — и убегает. Им-то ничего, а вот мы конфузимся перед народом. Раз ты в себе не уверен, чего, спрашивается, приходишь к нам и утверждаешь, что умер!
— А помните, господин доктор, — сказала сестра, — позавчера привезли старуху, сказали, что мертвая. Вы засвидетельствовали смерть и велели похоронить, а она взяла и воскресла.
— Я поверил ее невестке. И как было не поверить? Пришла ко мне в кабинет, целый час так приятно объясняла, как умерла ее свекровь. И такая была красивая женщина, что мне и в голову не пришло, что она может соврать. Впрочем, невестка здесь не виновата, во всем виновата сама свекровь. Все решили, что ты уже умерла. Кому нужно плакать, тот поплакал, кому нужно горевать, тот погоревал. Я же дал справку о твоей смерти. Все формальности выполнены. Словом, все честь честью, дел-то осталось всего на две минуты, засыпать землей — и все тут. Неужели не может человек потерпеть каких-нибудь две-три минуты? Ну что с того, если даже не умерла?.. А неожиданно выскакивать из гроба, это совсем неприлично!