Служащий спросил:
— Ты что, думаешь, в огромном Стамбуле только одна больница? Откуда известно, что ты положил его сюда? У нас здесь как в банке. Отсюда ничего не может пропасть, кроме наволочек и простынь с казенных коек.
— Я положил сына сюда, — твердил крестьянин. — Вот справка с его номером.
Служащий взял из рук крестьянина бумагу и начал осматривать мертвецов. Подойдя к одному из них, он сказал:
— Вот твой сын. Запомни, что отсюда ничего не может пропасть. Эта больница подобна банку. А ты плачешь: «Где мой сын, мой сын!» Найти в больнице человека то же самое, что найти номер в лотерейной таблице. Сперва посмотри в погашении, а потом в выигрышах. Пришел в больницу, сперва огляди мертвых. Если не смог найти, иди осмотри живых в палатах. И в больнице есть своя система.
Крестьянину указали на пожилую женщину, лежавшую рядом со мной:
— Вот твой сын.
Крестьянин долго смотрел и сказал:
— Нет, это не мой сын.
Сторож вспылил:
— Что это значит? Выходит мы тебе врем? Вот, смотри, его номер.
— Аллах, Аллах, да ведь это же совсем не похоже на нашего сына.
— Когда он лег в больницу?
— В эту пятницу будет две недели.
Служащий укоризненно покачал головой:
— Эх ты! Здесь, брат, ведь больница. Разве можно узнать человека, который пролежит в больнице две недели. Те, кто лежит в платных палатах, становятся толстыми, кто лежит в бесплатных палатах, худеют и тощают. Ведь это же больница…
Но крестьянин никак не соглашался.
— Эх, брат, нам сына один раз уже перепутали в благотворительном родильном доме. Случилась какая-то путаница, и мальчика подменили. Хоть сейчас-то не подменяйте его.
— Но ведь тут его номер стоит.
Крестьянин нагнулся над старой женщиной.
— Помилуй бог, — закричал он, — это совсем не наш парень! Ведь это же женщина, старая женщина.
Сторож рассудил следующим образом:
— Послушай, ведь оперируют же некоторые места. Мужчины тогда становятся женщинами, женщины — мужчинами. Меняется пол человека. Откуда известно, что пол твоего парня не изменился при лечении?
Но крестьянин никак не соглашался.
— Ну пусть все так, брат… Но нашему парню было двадцать лет, а это — старуха.
— Аллах, Аллах! Но ведь он был в больнице. Это царство докторов. Давали ему хинин, аспирин, чтобы протянуть его существование. Он состарился, и после этого с ним покончили. Так что забирай этого, земляк.
Крестьянин с криком припал к трупу женщины.
— Вай, сын мой, — причитал он, — сын мой! Я тебя ведь совсем не признал. Вай, сын мой!
Двое сторожей вынесли старую женщину.
— Смотри, ведь как повезло этой женщине, — сказал один мертвец. — Спаслась, выбралась отсюда. О, если бы появился еще какой-нибудь крестьянин, сказал бы «мать моя, теща моя» и унес бы меня!
Я спросил говорившего:
— Вы не знаете, что случилось с сыном этого крестьянина?
Он ответил:
— Позавчера его унесли в анатомичку. Доктора интересовались, почему, мол, молодой парень умер. А по-моему, это совсем не интересно, отчего люди умирают. Интереснее бы узнать, почему они живут и не умирают? Не правда ли?
Любимый брат мой Слепень! Меня очень интересует, что происходит на белом свете и что там говорят обо мне. Считают ли мою смерть невозместимой утратой или же заявляют, что стало одним микробом меньше. Но что бы ни говорили — я выиграл. Ведь я умер или во всяком случае близок к этому. Пусть оставшиеся в живых лопаются от зависти. Я все же впереди.
Кстати, тот поэт — имени его я не припомню — неужели все еще считает, что он живет? Вот глупец!
Будь здоров, Слепень!
Твой брат
Умерший Ишак
Двенадцатое письмо
Брат мой Слепень!
В конце концов я попал в морг. Три дня я там лежал в большом холодильнике.
И вот лучшими днями, прожитыми мною на этой земле, хотя, правда, после смерти, были эти самые три дня, а самым прекрасным местом был для меня этот холодильник.
Когда семья, потерявшая одного из членов, обращается к работникам судебной медицины, те открывают дверь холодильника и указывают на меня.
Один мужчина, от которого сбежала жена, вначале как будто признал ее во мне. Но потом почему-то отказался. Показывали меня также женщине, у которой пропал ребенок, матери, потерявшей тринадцатилетнюю дочь, и одной ханум, у которой исчезла породистая собака. Но никто не нашел сходства; посмотрели, посмотрели, да так и ушли, не найдя во мне ничего привлекательного.