Она резко умолкла и нахмурилась, прикусив губу.
- С каких? – Тина и Руби прекратили нарезать продукты и вопросительно глядели на старшую подругу.
- С тех пор, как умерли её родители.
Они уже научились без слов понимать друг друга, и в воздухе повис невысказанный вопрос.
- Может быть, недавно была годовщина со дня их кончины? – с надеждой спросила Руби, боясь назревающей темы.
Кэтрин покачала головой и прижала бокал к губам:
- Была в прошлом месяце.
- Может быть, Реджину поздно накрыло? – предположила Белл.
Вместо ответа Кэтрин быстро поднялась и прошла к стойке, где в углу лежал радиотелефон. Она набрала номер подруги. Тина и Руби закончили готовить закуску и, посадив противень в духовку, добавили помидоры к гуакамоле. Кэт нетерпеливо топнула ногой. Гудки шли и шли, и, наконец, включился автоответчик, приветствие которого она успела выучить наизусть. Вздохнув, женщина прервала звонок и положила телефон:
- Не отвечает.
- А вдруг что-то с Генри? – глаза Руби вдруг распахнулись шире от тревоги. – Мальчишка тоже давно не заходил к нам в кафе.
- Он ходит в школу, – покачала головой Тина, – его учителя тоже удивляются, что Реджина превратилась в затворницу. Они только видят, как её мерседес подъезжает утром к школе и вечером приезжает назад.
Повисла тишина, нарушаемая лишь гудением духовки и хрустом пекущегося слоёного теста.
- Вы думаете, что…
- Нет, – перебила Руби, не дав Тине озвучить нависший над ними вопрос. – Август бы мне сказал.
- Он приезжал на праздники, – спросила Кэтрин, – и ничего тревожного не сообщил?
Девушка покачала головой:
- А теперь вот он резко сорвался за новыми открытиями.
Тина сморщила нос:
- В каком смысле?
- В смысле, уехал посмотреть мир, – пояснила Руби с легкой завистью и недовольством в голосе.
- Думаете, дело в нем? – спросила Тина. – Может быть, они с Реджиной поссорились?
Ей никто не ответил. Женщины понимали, что, какой бы не была причина, заставляющая Реджину прятаться от окружающего мира в особняке, её затворничество определенно было связанно с белокурым солдатом.
- Эмма, тебя кто-то беспокоит?
Эмма помолчала полсекунды и ответила, пробиваясь через треск в трубке:
- Нет… Ничего такого, с чем я бы не справилась, клянусь.
Реджина прикусила губу. Она не поверила Эмме, но доверяла ей. А что ей еще оставалось?
- Сколько ты еще там пробудешь?
- Наверное, несколько месяцев.
Миллс не смогла удержать разочарованный стон.
- Эй, – Эмма перебила её, не дав заговорить, – ты оглянуться не успеешь, как я вернусь.
Реджина снова проснулась раньше, чем зазвенел будильник. Хотя это было не трудно, учитывая, что она почти не сомкнула глаз ночью. Сны не давали ей забыться больше, чем на пару часов. Всякий раз, закрывая глаза, она видела Эмму, висящую со связанными руками, запертую в каком-то грязном подвале, сломленную, избитую до неузнава…
Прекрати. Брюнетка сделала глубокий вдох. И ещё один. И еще. Её воображение всегда умело пытать рассудок, рисуя худшие из сценариев.
Последний сон был милосердным. Просто воспоминание о том, как она разговаривала с Эммой в прошлое Рождество. Неужели уже год прошел с тех пор, как она видела девушку в последний раз? Реджина вздрогнула, прерывисто вздохнув. Почти год назад Эмма устроила ей сюрприз, появившись в бостонской больнице, а теперь она лежит на краю… Нет. Хватит. Она не знает, где Эмма. И это, черт возьми, куда лучше, чем другой вариант.
Иногда.
Пропала без вести. Этот термин был наиболее подходящим. Ей хотелось придушить Нила и Августа за то, что они сказали: «Жертва». Это слово окутано ужасающей завершенностью. Не то, чтоб «Пропала без вести» звучало лучше. Реджина была почти уверена, что это даже хуже. Эта игра в ожидание, которая так хорошо ей удаётся. Ждать писем. Звонков. Коротких приездов домой. Теперь ставки выше в десятки раз. Чего ей ждать сейчас? Ждать, когда найдут тело? К глазам подступили слёзы, и губы задрожали, но Миллс заставила себя успокоиться. Она слишком устала плакать.
Если бы Реджина задумалась, то поняла бы, что уже давно не спала как следует. Но женщина не могла думать об этом. Потому что если она об этом подумает, то вспомнит, что лишило её покоя. Вспомнит, как открыла дверь, и человек, о котором она читала в письмах, сказал ей, что Эммы нет.
Она зажмурилась.
Она слишком много об этом думает. Опять. Медленно открыв глаза, Реджина уставилась в потолок. Он был волнистым. Бороздки фигурной штукатурки, будто промытые каплями дождя, закручивалась спиралями. Миллс принялась считать их, стараясь не сбиться и узнать, сколько витков в полном круге. Сбившись, брюнетка начинала сначала, потому что куда проще считать круги, чем лежать без сна и думать о… ней. Тринадцать. Четырнадцать. Проклятье! Один. Два. Реджина услышала знакомый глухой топот. Генри спрыгнул с кровати и побежал в ванную. Этот будильник всё-таки заставит её встать и выбраться из постели.
Ему повезло. Он еще не знает. Честно говоря, Реджина не была уверена, что скажет ему. Она может говорить себе что-угодно: что она бережет сына, потому что его сердце разобьётся; что он ещё ребёнок и не поймёт; что ему не нужно знать… Но кого она обманывает? В первую очередь, она оберегает от боли себя. Ей физически больно думать, что с Эммой что-то случилось. Да она чуть с ума не сошла, когда Свон получила простое, да, именно так, простое сотрясение. Если еще немного отложить этот разговор, ей не придётся с этим справляться. И можно будет хоть ненадолго притвориться, что всё в порядке.
Но скорбь не любит одиночества. О, Господи! О чем она думает?! Рассказать сыну такие ужасные новости, чтоб не страдать в одиночестве? Миллс зло фыркнула. Да уж, она просто Мать Года, нечего сказать.
Реджина жалела, что Август уехал. Она не винила его, совсем нет. Они с Эммой – одного поля ягоды. И вести о судьбе сестры удержали Бута в Сторибруке всего на несколько дней. Ему нужно сменить обстановку, чтоб пережить это. Он будет присылать открытки. Он обещал.
И Эмма тоже обещала, мелькнула горькая мысль. Женщина яростно тряхнула головой. Это не её вина. Но она же просила Эмму быть осторожной! Реджина сбивчиво дышала. Запустив пальцы в волосы на затылке, она сжала голову руками, со стуком откинувшись на спинку кровати.
Что ей теперь осталось? Собирать свою жизнь из осколков. Четыре года их жизнь была накрепко связана с Эммой, и вот нить оборвалась, оставив лишь обрывки у ног. Реджина подтянула колени к груди и уткнулась в них лбом. Именно поэтому она обязана рассказать Генри. Он знал Эмму всю жизнь. Блондинка была её мальчику, как вторая ма… Реджина всхлипнула, глаза налились слезами. Она могла ею стать. Наверняка.