- Как дела сегодня, Эмма?
- Хорошо, – кивнула Эмма, сгибая и разгибая пальцы протеза. Суставы двигались по её команде. – Он лучше подходит, и контролировать его проще.
Доктор Митчелл, седой мужчина с добродушным лицом, улыбнулся ей и сделал пометку в блокноте.
- Вы быстро научились с ним управляться.
- Спасибо, – блондинка улыбнулась в ответ, смущено взъерошив волосы пальцами протеза. – Я всё еще привыкаю к тому, что внезапно стала левшой.
Доктор вынул из её папки письменное задание. Дрожащий, почти нечитаемый почерк подтверждал слова Эммы.
- Судя по вашей кривой обучения, думаю, что, в первую очередь, вы научитесь держать ручку в правой руке.
- Вы так думаете?
- Да, если так думаете вы, – он закрыл папку и наклонился ближе к Эмме. – Вчера мы остановились на смерти Набиля.
- Они его застрелили. Я сделала всё, что могла, – грустно ответила она.
- Да. Вы не сделали ничего плохого. И он тоже. Думаете, мы сможем продолжить?
Девушка кивнула:
- Я не всё помню.
- Это ничего, – успокоил Митчелл. – Посмотрим, насколько ваши воспоминания связные, мы можем остановиться в любой момент.
Эмма вздохнула. Пальцы протеза сжимались и разжимались, когда она вспоминала, как блокировала и отбивала удары Набиля. Только раз она заставила себя ударить его. И после этого он упал, застреленный.
- После его смерти я долго пробыла в камере одна. Должно быть, несколько недель, но чаще всего я чувствовала себя слишком уставшей, чтоб считать. Иногда я хотела, чтоб они меня убили. Но меня держали для обмена. Знаете, как товар в супермаркете. А иногда мне казалось, что меня не убивают из спортивного интереса, сколько я ещё выдержу. Потом были крики и… - она прищурилась, стараясь вспомнить.
- Не спешите. Мы можем остановиться, когда захотите, – подбодрил доктор.
- Я отключалась. Иногда на целый день. В себя приходила изредка. Делала пару глотков воды или съедала кусок хлеба и отключалась снова. Но были крики. Дверь заскрипела и быстро открылась, и меня закинули на плечо, как мешок картошки, и запихнули в грузовик. Последнее, что я помню, как меня выбросили, и я лежала на солнцепеке. Должно быть, меня оставили умирать.
Эмма сморщилась от внезапной мысли, пришедшей в голову.
- Вас избили, у вас были галлюцинации, и вы ослабели от недоедания. Вы помните, как вы добрались до той деревни около Карима?
Она покачала головой и прищурилась сильнее, будто стараясь силой мысли разогнать застилающий память туман:
- Я была уверена, что умру. А потом я услышала её. Эту песню. Она меня успокаивала.
Брови доктора Митчелла взметнулись от любопытства:
- Какую песню?
- Колыбельную, – внезапно осознала Эмма. – Моя… она… моя девушка.
- Реджина? – догадался Митчелл. После многочисленных сеансов, которые он провёл с солдатом, доктор знал, что образ брюнетки должен возникнуть снова.
Эмма кивнула:
- Она всё время её пела. А если не её голос, так голос Генри. Он постоянно просил меня вернуться домой. Я постоянно слышала их или эту песню, беспрерывно звучащую в ушах. И тогда, в пустыне, ожидая смерти, я тоже её услышала. Я думала, что вижу их. Знаете, все эти истории про умирающих, которые идут на свет, и тех, которые видят своих любимых, которые ведут их в лучший мир? Вот, со мной, думаю, примерно, то же самое было. Я услышала их голоса и слепо последовала за ними.
- Можно, мы немного отвлечемся? – спросил доктор Митчелл, опираясь локтями о колени. – Зачем продолжать отгораживаться? Может, вы готовы позвонить ей?
Эмма секунду колебалась. Потирая колено, она обдумывала вопрос, который преследовал её каждый день.
- Посмотрите на меня, док, – тихо ответила она. – Я – отстой.
- А мне кажется, что вы отлично выглядите.
Особняк был таким же, каким она его помнила. Свежепостриженный газон. Открытые кованые ворота. Ровная живая изгородь. Розовые кусты обрамляют белые стены. Это был тот самый дом, который снился ей ночами, по которому она тосковала, мечтая вернуться, мечтая ещё хоть раз переступить этот порог, пусть даже только затем, чтобы лишь увидеть живущую здесь семью. И всё же, он стал другим. Слишком много времени прошло.
Полных пять минут Эмма сидела в машине, глядя на особняк мэра. Реджина всё ещё мэр, интересно? Что вообще здесь происходит сейчас? Пальцы напряглись. Нужно было позвонить. Она давно должна была позвонить. Нужно найти телефон и позвонить сейчас.
Ладонь вспотела. Эмма теребила ключ, торчащий в замке зажигания. А может так и лучше. Слишком искажен был её разум, когда она вернулась, а тело было слишком напугано. Но она боролась. Видит Бог, она боролась, чтоб ей стало лучше. Но она точно больше не тот человек, которого любила Реджина.
«Но ты обещала, – сказала себе Эмма. – Ты обещала, что вернешься к ней, если выживешь. Ты обещала ей».
Да к чёрту обещания! Эмма просто хотела увидеть её. Хотя бы раз, пусть даже он станет последним. Ещё один-единственный раз, и она будет в порядке.
Так что Эмма вышла из машины и, пытаясь дышать ровно, прошла по дорожке к особняку и поднялась на порог. Внутри особняка раздалась громкая трель звонка, и девушка успела подумать, что, возможно, никого нет дома. Дверь распахнулась, и Свон перестала дышать.
Реджина. Ей открыла Реджина. Реджина, с широко распахнутыми от удивления глазами и приоткрытым ртом, стояла прямо на пороге. Реджина, женщина, которая снилась ей каждую ночь, стояла сейчас перед ней. У неё отросли волосы и теперь спускались ниже плеч, и, хотя вокруг глаз уже появились морщинки, говорящие о её возрасте, Реджина была самой красивой женщиной, какую Эмме доводилось видеть. И самое важное, она была здесь. От счастья у Эммы дыхание застряло в горле.
- Привет, – смущенно поздоровалась она, робко пожимая плечами. Три года она представляла этот момент. Представляла всё, что угодно. Слёзы счастья. Ругань. Крик. Объятие. Поцелуй. Много поцелуев. Но непонимающего выражения на лице Реджины и двери, захлопнувшейся перед носом, Эмма никак не ждала. Да, едва она собралась заговорить, брюнетка захлопнула дверь.