Миллс молча протянула ей книгу. Она была тяжелой, и Эмма было подумала, что это сборник сказок, но, раскрыв его, всё поняла.
В углу форзаца аккуратным почерком Реджины было написано: «Декабрь 2005». Надпись ниже поясняла, что в этом фотоальбоме Эмма сможет хранить воспоминания о моментах, проведенных со своей семьёй. Дыхание блондинки сбилось, и по щеке покатилась слеза. Реджина хранила его – рождественский подарок, приготовленный к её возвращению домой, хранила столько лет. Открыв альбом на середине, Эмма листала страницы, неверяще глядя на снимки, не замечая, как тяжело опустилась на кровать. Фотографии, которые висели над её койкой, теперь заполняли страницы вперемешку с листьями, собранными на прогулках и записями, сделанными неряшливым детским почерком вроде той, где Генри рассказывал Эмме, что поймал рыбу. В горле появился ком.
- Боже… вы двигались дальше, – Эмма резко встала, наполненная ужасом. – Вы двигались дальше, и тут я вернулась, и всё, чего вы достигли, пошло псу под хвост. Я должна уйти. Я должна…
Она успела сделать два шага прежде, чем Реджина схватила её за запястье и развернула к себе лицом. Эмма едва смогла посмотреть женщине в глаза. Как ей смотреть на неё, если никогда ещё Свон не чувствовала себя эгоисткой больше, чем в эту секунду? Эмма – беглец. Вот, что у неё хорошо получается – убегать. Но, разумеется, она облажалась даже тут, вернувшись полной развалиной и… Реджина крепко её поцеловала, будто пытаясь физически заставить голоса, наполняющие Эмму сомнениями, замолчать.
- Да, мы пытались, – спокойно признала брюнетка, всё ещё прижимаясь к гибкому телу Эммы. – Но твоя семья ждала тебя, и если ты серьёзно думаешь, что мы предпочтём призрачное воспоминание настоящей, живой Эмме Свон, то я, пожалуй, отведу тебя к доктору, пускай тебя осмотрит.
Эмма всегда готовилась к худшему. Она привыкла бороться, сражаться с бурями, выживать в бою, и вся её жизнь была похожа на барахтанье в яме, полной тягучей и вязкой чёрной патоки. И вот теперь Реджина смотрит на неё своими прекрасными тёмными глазами и принимает её, обещает дом, обещает вместе с ней пройти весь путь, шаг за шагом. Это слишком потрясающе, чтоб быть правдой. Но это правда, и даже если всё самое трудное еще впереди, черт, да это же только начало, никогда еще Эмме не было так легко.
- Мы пытались отпустить, – продолжала Реджина. – То есть вообще-то доктор Хоппер пытался разжать мёртвую хватку, которой я вцепилась в тебя, не желая отпускать, а я бесконечно срывалась на него. Но ты никогда не переставала быть частью этой семьи.
Эмма истерически засмеялась, сотрясаясь в руках Реджины. Сквозь почти безумный хохот она выдохнула первую связную мысль, пришедшую ей в голову:
- Ты… ты офигенная!
Реджина захохотала в ответ, потому что «офигенной» она себя сейчас точно не чувствовала, но услышать это от Эммы… Она не могла не признать, это было офигенно.
Они проговорили несколько часов, переходя из комнаты в комнату, словно освящая весь дом своим обретенным вновь единством, и это было знакомо и ново одновременно. Эмма вспомнила почти всё, через что ей пришлось пройти, она отвечала на вопросы Реджины и принимала её поцелуи, которые брюнетка щедро дарила ей, будто надеялась, что они смогут прогнать тяжелые воспоминания, терзавшие душу солдата. Дважды Свон надолго умолкала, чувствуя, что фантомные боли в голове и руке возвращаются, но Реджина была терпеливой, она заполняла эти паузы рассказами об их с Генри путешествиях, о том, что произошло в их жизни за три года.
Когда Реджина проснулась сегодня утром, чтоб проводить уезжавшего в лес с ночевкой Генри до автобусной остановки, она и подумать не могла, что именно сегодня получит ответ на все свои молитвы, что желание, которое она загадывала изо дня в день, наконец, сбудется. Но вот Эмма рядом с ней, живая, не отпуская, держит её за руку. Осознание этого, может, и лишенное новизны, но от этого не менее удивительное, периодически накрывало Реджину, и она замолкала на полуслове, замирала на полпути в очередную комнату, чтоб поцеловать девушку. Эмма чувствовала то же самое и отвечала на поцелуи, притягивая Миллс ближе к себе, словно ей необходимо было чувствовать Реджину всем телом, и, как бы тесно они не прижимались друг к другу, этого было недостаточно.
День погас, уступая место сумеркам, и женщины сидели рядом в гостиной, рассматривая коробку с вещами Эммы. Свон показала наброски, которые рисовала во время реабилитации. Реджина показала все свои письма. Эмоциональное напряжение и усталость всё-таки взяли своё, и, когда они легли на диван, крепко обнявшись, растворяясь в мельчайших, но многообещающих прикосновениях, разговор постепенно замер сам собой. Эмма с Реджиной медленно погрузились в сон.
Эмма не могла вспомнить, когда последний раз засыпала так спокойно, когда воспоминания не преследовали её, когда она не вскакивала каждый час, пытаясь отогнать кошмары и прийти в себя. Но сейчас, лёжа на диване, с декоративной подушкой на лице, когда Реджина вытянулась на ней так, словно блондинка была удобнейшим в мире матрасом, Эмма чувствовала себя в безопасности, спокойно и беззаботно. Лёгкая улыбка украсила её губы, и она крепче прижала к себе брюнетку, размеренно и осторожно дыша, чтобы не разбудить её.
Их сегодняшние разговоры, конечно, – только верхушка айсберга, но теперь у них есть шанс сбросить с плеч этот груз. Эмма даже близко не была совершенством там, где дело касалось её реабилитации, и все успехи Реджины, кажется, были перечёркнуты сегодня, но, с другой стороны, разве они когда-нибудь были «нормальными»? И если на их пути появилось ещё одно препятствие, то, по крайней мере, они смогут преодолеть его вместе.
Вместе.
Они наконец-то снова вместе. Улыбка расцвела на лице Эммы, и, чуть отодвинув подушку с лица, она приподняла голову и поцеловала Реджину в макушку.
- Спи, – глухо пробурчала та, крепко сжимая края серой футболки и утыкаясь лицом Эмме в шею.
- Ладно, – Эмма забралась ладонью под майку Реджины и, лениво поглаживая теплую спину, закрыла глаза, позволив себе расслабиться.
И когда она проснётся, всё это не окажется сном.
Меньше, чем через час, она проснулась, вырванная из сна звуком открывшейся двери и тяжелым шарканьем ботинок внизу. Едва все её чувства успели полностью включиться, над головой рявкнули:
- Какого чёрта, Реджина?!
Они резко сели, подушка упала с лица Эммы и, стукнув Реджину по макушке, свалилась на пол. Август застыл, глядя на блондинку, как на привидение:
- Не может быть.
Эмма сощурилась, глядя на него, всё еще не совсем проснувшаяся Реджина снова улеглась на диван, утягивая её за собой.