- Нет! – кричит она и делает шаг вперед, опускает винтовку и делает ещё шаг.
- Свон! – рявкает Нил и утягивает её назад
- Он же погибнет!
Нил не отвечает. Он прижимает Эмму к себе, прикрыв голову девушки руками, и тащит её с тропы, под прикрытие мешков с песком, почти силком укладывая на землю.
Взрыв. У неё звенит в ушах. Почва сотрясается под ними, и их накрывает градом из осколков, песка и комьев земли. Выстрелы. Темноту ночного неба разрывает косая красная вспышка.
Кэссиди шевелит губами, но Эмма не слышит. В ушах звенит так громко, что кажется, она до конца жизни не услышит ничего, кроме этого звона. Это ничего. Уши ей не нужны, её слишком хорошо готовили для этой работы, и теперь она знает, что делать. Как и её товарищи. Союзникам угрожает опасность. Ликвидировать противника. Они покидают укрытие и возвращаются на тропу. Ближайший барак разрушен до основания. Кто-то кричит, прося прекратить огонь. Видимо, никто не пострадал. Пока что.
Те четверо в черном теперь разбегаются в стороны. Один получает пулю в плечо и падает, корчась в луже собственной крови. Двое убегают, отстреливаясь не глядя. Четвёртый бежит. Бежит к ним. Так быстро, будто отчаянно ищет смерти. Он приближается к Эмме, которую готовили для того, чтоб такие, как он, нашли в ней свою смерть. Свон не хочет его гибели, но спустит курок, если у неё не будет выхода. Он вооружен и пылает местью. Тот, кто бежит к ней, совершенно уверен в святости своей миссии. Он направляет оружие на Эмму, но она стреляет первой. Пуля с глухим коротким хлопком впечатывается арабу точно меж глаз. Он падает на землю. Мёртвый.
Итоги боя печальны: Джонсон весь в ожогах, Вудбридж обожжен меньше, но кашляет кровью, выхаркивая кусочки легких. Эйвери и Доминик мертвы, как и смертник.
Эмма смотрит на убитого ею мужчину, их разделяет каких-то тридцать футов. Ни сомнений, ни раздумий. Ликвидировать противника любой ценой. Она это сделала. Его смерть либо её жизнь. Боже, либо его смерть, либо её жизнь. У неё не было выбора.
- Пошли, Свон! – Нил тянет её за собой, ему приходится удвоить бдительность, чтоб уберечь их обоих от возможной опасности. Но всё закончилось. Оставшиеся в живых нападавшие взяты в плен, и теперь их, связанных, ведут в уцелевшую северную часть лагеря.
Она всё еще видит его взгляд. Опаляющая ненависть исчезла в тот самый момент, когда она подняла винтовку. Темные глаза удивленно раскрылись, когда мужчина понял, что для него уже слишком поздно. Она спустила курок. Короткая гримаса боли на его лице, и он упал. Но Эмма успела увидеть, как пустеет его взгляд, лишаясь света жизни.
Его смерть или её жизнь. У Эммы звенит в ушах.
На неё бежит толпа, окружая со всех сторон. Оружие в руках, ножи, пояса взрывчатки. Она стоит одна, совсем одна. Окруженная этой толпой и их ненавистью. Её обдает жаром и выстрелы всё ближе. Она должна их ликвидировать. Их смерть или её жизнь. Их смерть или её жизнь.
Их смерть или её жизнь.
Эмма просыпается и слышит звон в ушах. Руки дрожат, а пропитанная потом футболка неприятно липнет к телу.
Это просто сон. По большей части. Эмма закрыла глаза, пытаясь выровнять дыхание. Но даже с закрытыми глазами она видела этот безжизненный взгляд черных глаз. Будто кто-то выжег эту картинку на её сетчатке, и у девушки не хватало воли прогнать это воспоминание. Нет, она в безопасности. Она… не дома. Но в безопасности.
Господи, ей не вздохнуть, будто комната и правда в огне. В ушах звенит не переставая.
Она быстро села, неотрывно глядя на ящик в основании кровати. Протянув руку Свон открыла его и, не глядя взяла свитер, лежащий сверху. Сторибрукские рыцари. Плевать на жару летней ночи, Эмма натянула свитер на себя и подняла воротник, закрыв рот и нос. Глубоко дыша, она мысленно считала до десяти. Ей нужен этот свитер. Нужнее, чем кислород. И с каждым вдохом её наполняли мягкость хлопка и едва заметный аромат кондиционера для белья, который использовала Реджина.
Сердце продолжало колотиться, а звон в ушах не утихал, но Эмма почувствовала себя немного лучше. Кошмар медленно отступал, уступая место реальности. Опустив воротник, девушка открыла глаза, привыкая к окружающей её темноте казармы. Обняв колени руками, она уткнулась в них лицом и вздохнула.
- Это просто сон, – напомнила она себе. – Он закончился. Он не может тебе навредить.
Не может навредить. Нет, конечно, не физически, по крайней мере. Она всё еще будто чувствовала, как плавно курок поддается нажиму пальца. После боя ей объявили благодарность за проделанную работу. Подумать только, благодарность за работу. То, что она сделала, это её работа. Забавно.
Эмма не глядя нащупала спрятанного под матрасом Рекса и втиснула его между коленями и туловищем, прижавшись к игрушке лицом.
Рекс здорово обнимается и прогоняет плохие сны. Так сказал Генри тогда, ранним утром, в непривычно тихом аэропорту.
Боже, кажется, с тех пор прошла целая вечность. Черт, столько всего произошло, что теперь Эмма иногда думала, что её жизнь в сонном маленьком городке в штате Мэн ей просто приснилась. Но этот сон был так прекрасен, что ей не хотелось просыпаться. Когда девушка ехала в Сторибрук, она не знала, что её там ждет. Её респондент? Её подруга? Но она обрела больше, чем смела надеяться. И сейчас она убила бы… Нет, сейчас, она просто очень хотела оказаться дома. И она обняла Рекса.
Он был мягкий, такой же, как свитер. Наверное, Реджина добавила тот же кондиционер для белья, когда стирала его. От него пахло летом, потому что Генри любил играть во дворе особняка, сидя на солнце. Плюшевая мордочка была местами совсем вытерта. Рекс был таким знакомым. Домашним. Безопасным. Он – единственное, что может успокоить её сейчас, напоминая о доме. И, черт возьми, пацан был прав. Этот дракон обнимается лучше всех в этом долбанном штате.
Эмма глубоко вздохнула, уткнувшись лицом в желтое драконье брюхо, и тьма, затопившая её мысли, отступила. На память внезапно пришла тихая мелодия той самой испанской колыбельной, которую Реджина и Генри пели тогда, во время конной прогулки, в их последний день перед отъездом девушки в форт. Свон и не знала, что запомнила её.
Arrorró mi niño, arrorró mi amor, arrorró pedazo de mi corazón.
Ласковый чуть хриплый голос Реджины мгновенно прогнал навязчивый шум в ушах. Эмма погрузилась в воспоминания, в которых брюнетка сидела на здоровенном жеребце, прижимая к себе сына, и негромко напевала. Вот она усмехается, когда малыш, держащий поводья, старательно выводит раскатистое «р-р-р», пытаясь выговаривать слова правильно. Реджина с гордостью смотрит на сына и, на секунду замолчав, целует его в щёку.