Реджина только пришла в мэрию, когда раздался звонок. Обычно Эмма не звонила брюнетке на работу, но сейчас желание услышать её было слишком отчаянным. Их соединили по частной линии, и девушку накрыла волна облегчения, когда из трубки раздалось хриплое:
- Эмма?
- Хэй.
- Эй. Как ты, солдат?
Эмма вздохнула, взъерошив волосы.
- Эмма? – озабоченно переспросила Реджина.
- Нас переводят, – девушка произнесла это быстро, надеясь, что так будет легче. Два слова, и мэр Сторибрука застывает, как громом пораженная.
Повисло молчание, нарушаемое только стуком сердца в ушах. Эмма не была уверена, слышит она свое сердце или сердце Реджины, или оба они бьются теперь в унисон, но этот звук утешал ее, почти успокаивал, как будто время застыло на несколько мгновений.
- Когда? – голос Реджины был напряженным.
- В следующий вторник.
- Во вторник? – ахнула Миллс. – Но ведь это меньше, чем через неделю!
- Знаю.
- Куда тебя посылают?
- Обратно в Ирак.
Услышав это, Реджина не смогла сдержать тяжелого сердитого вздоха:
- Неужели это необходимо?
Следующую фразу она добавила в полголоса, Эмма поняла, что это, скорей, мысли вслух, а не вопрос, обращенный к ней:
- Кажется, мы посылаем туда больше солдат, чем возвращаем домой. С каких пор наша страна придерживается политики вращающихся дверей?
Эмма улыбнулась, вспоминая, какой вспыльчивой иногда может быть мадам мэр.
- Тебя бы в нам президенты, – вздохнув, прошептала блондинка.
- Поверь, будь мама жива, я уже хозяйничала бы в Белом доме.
- Будь это так, ты добилась бы мира во всем мире или ввергла бы землю в хаос абсолютной анархии.
- Ну, я же не тиран, – фыркнула Реджина, – а если бы даже и была, я знаю, за что стоит воевать.
- Эй, – Эмма попыталась успокоить брюнетку, – ты оглянуться не успеешь, как я вернусь.
Реджина промолчала, и Эмма слышала, как женщина медленно и глубоко дышит, стараясь удержать рвущиеся наружу слова.
- Обещай, – наконец взволновано произнесла она.
- Да. Я обещаю.
Этот разговор стал последним до отправки, и, если верить на слово сослуживцам, в Ираке связь просто ужасная. Так что даже если Эмма найдет время выстоять часовую очередь, ради десятиминутного разговора (правило особенного телефона тут не действовало), не факт, что им удастся поговорить. Что ж, письма – наше всё, думала Свон, аккуратно пристраивая рюкзак в изножье койки.
После приземления им дали время расселиться по баракам. Рекс уже привыкал к новому месту, сидя на одеяле, их с Реджиной фотография была надёжно спрятана в карман кителя, потому что после разговора с Нилом Эмма не рисковала хранить снимок под подушкой. Остальные фотографии лежали в рюкзаке, ожидая, пока их повесят на стены. Эмма сняла с головы кепку и теперь сидела на своей койке, ожидая положенного инструктажа.
Девушка попыталась мысленно посчитать, сколько они здесь пробудут. Наверное, год или чуть меньше. Успеет ли она домой к Рождеству? Конечно, нет, но мысль о том, что ей есть, с кем праздновать Рождество, наполнила сердце Эммы радостью, и она едва сдержала довольную улыбку.
Она кивнула Нилу, разместившемуся на соседней койке. Едва подойдя к месту, где ему предстояло спать, он повесил на стену их с Тамарой фотографию, приглядевшись к которой, Свон поняла, что она сделана во время прогулки на пароме. Пара улыбалась, глядя в камеру, а позади них высилась Статуя свободы. Рядом Нил прикрепил сонограмму и только после этого затолкал под кровать сумку, пробормотав:
- Дом, милый дом.
Эмма слегка улыбнулась в ответ, но не успела ничего сказать, потому что в казарму вошел бригадный генерал Спенсер. Они замерли по стойке смирно у своих кроватей. Генерал быстро двинулся вглубь казармы, удовлетворенно кивнув дисциплинированности подчиненных и их готовности подчиниться его власти. Проходя мимо Эммы, он задержался, смерив её с головы до ног взглядом, в котором презрение мешалось с плохо скрываемой похотью. Он будет командовать ими, приказывать им, что и как делать, и Эмму это бесило. Не то, что ей будут приказывать, нет, к этому Свон привыкла, но она не доверяла ему. Никогда не доверяла. А теперь он командует их частью, и ей придется подчиняться человеку, который не скрывает своих сексистских взглядов и почти не пытается скрывать склонностей к расизму. Он был сторонником всех тупых предрассудков, какие только можно придумать, и теперь он её начальник.
- Застегнитесь, Свон, – он произнёс эту фразу тоном, максимально подчеркивающим его превосходство. И девушке ничего не оставалось, кроме того, чтоб застегнуть до верху и без того тугой ворот кителя. Наградив Эмму ещё одним презрительным взглядом, генерал пошел дальше.
- У нас впереди несколько долгих месяцев, ребята, – дойдя до конца прохода, Спенсер развернулся и пошел назад. – Местное правительство медленно поддаётся нашему демократическому влиянию и становится цивилизованнее. Но Аль-Каида всё еще представляет угрозу. Боевики продолжают насиловать, грабить, убивать. Убивать наших мужчин. Наших братьев. Мы обнаружили несколько баз, принадлежащих Аль-Каиде, и в течение года мы должны прекратить их террористическую деятельность. Покажем им, что в нашей стране это неприемлемо, – он помолчал и окинул всех холодным взглядом. – Любой ценой.
Октябрь 17, 2004. Ирак, местоположение неизвестно
В Ираке неизменными спутниками солдат были грязь и скука, и сейчас Эмма на собственном опыте в очередной раз в этом убеждалась. Они застряли посреди пустыни, и девушка сидела, прислонясь спиной к ящикам с оборудованием, нужным для установления спутниковой связи, под слабо укрепленным тентом. Рядом сидели несколько человек из команды медиков. Их отряд прибыл сюда двенадцать часов назад, к счастью, успев укрыться от надвигавшейся песчаной бури. Сегодня у Эммы день рождения, и впервые за три года Реджина ничего не прислала к празднику. Конечно, это не вина брюнетки, Эмма ведь должна первой написать, чтоб Миллс знала, по какому адресу слать письма и посылки. И хотя разумом Свон это понимала, на сердце у неё всё равно было тяжело.
По правде, Эмме не нужны были никакие напоминания о том, что она стала на год старше. Наконец-то совершеннолетняя, – сказала бы Реджина и, может быть, добровольно налила бы ей второй стакан сидра. Может, даже с коварной усмешкой на губах.
А сейчас блондинка даже не могла надеяться на то, чтоб получить письмо. Они покинули лагерь, чтобы, как любили говорить новобранцы, «исследовать вражескую территорию».