Сердце переполняли тоска и чувство правильности. Она здесь, теперь всё правильно. Но, в то же время, Эмма никак не могла заглушить тревожное ощущение того, что её время в этом доме истекло. Разорвав объятия, они вошли в дом, и с тех пор обе не говорили ни слова, неловко переминаясь с ноги на ногу и наблюдая за реакцией другой. Эмоции поднимались у Эммы в груди, как поднимается в реке вода во время половодья, и, разглядывая фотографии, девушка чувствовала, что её внутренняя плотина покрывается трещинами. Она – чужая в этом доме. Она здесь всего лишь дорогое сердцу воспоминание. В городе, где время застыло, жизнь продолжалась без неё, как бы сильно она ни старалась её удержать.
Напряжение сгустилось в воздухе, когда Реджина закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, следя глазами за Эммой. Неуверенно сжав кулак, блондинка медленно повернулась к ней, чуть прихрамывая на левую ногу. Так бывало всегда, когда она нервничала.
- Вы перекрасили дом.
Реджина кивнула:
- Да, на Рождество. Генри выбирал цвета.
Эмма с трудом сглотнула, быстро взглянув на снимок, на котором уже довольно немаленький мальчик с перемазанным в земле лицом, сиял улыбкой, стоя рядом с молодым саженцем.
- Он так вырос, – удивленно произнесла она.
Реджина подошла к блондинке. Стук каблуков по деревянному полу гулким эхом разносился по прихожей. Остановившись, когда их разделяло всего несколько дюймов, Миллс замерла, скрестив руки на животе, и, хотя Эмма всегда хорошо читала людей, на этот раз она не знала, чего ждать. Закрытая поза. Напряженная спина. У Свон участилось дыхание, это было слишком.
- Ты здесь, – неверяще прошептала Реджина.
- Ага, – тихо прохрипела девушка.
Брюнетка медленно покачала головой, пытаясь справится с шоком и облечь свои мысли в слова:
- Где ты была?
Знакомое напряжение сковало Эмму, когда мысли наполнились непрошенными воспоминаниями. Она разжала кулак и глубоко вздохнула, заставляя их отступить.
- Это очень долгая история, – нехотя пожала плечами Свон.
- Три с половиной года, – Эмма замерла, пораженная тем, как натужно звучит голос такой обычно собранной женщины. Глаза цвета горького шоколада заблестели от сдерживаемых слёз. Реджина дрожала, и это было заметно даже несмотря на то, что она обнимала себя, пытаясь успокоиться. – Вот, сколько тебя не было. Три с половиной года. Мне плевать, насколько это долгая история. Что с тобой случилось?
Блондинка сделала крошечный шаг вперед, несмело протянув ладонь. Инстинкт говорил ей, что ей нужно взять Реджину за руку, переплести их пальцы, что слишком давно она не делала этого. Но вместо этого Эмма остановилась, так и не дотронувшись до брюнетки, и торопливо засунула руки в карманы куртки.
- Меня взяли в плен, – тихо сказала она. – Я не знаю их имен и вряд ли когда-нибудь узнаю. Спасло меня то, что они надеялись выбить из меня информацию или обменять на кого-то из своих, – блондинка сухо, невесело усмехнулась, безотчетно коснувшись шрама на щеке. Его оставила ей дрожащая рука, ведомая отчаянием. – Я хорошо сопротивляюсь.
Реджина прожигала девушку взглядом, и, глядя, как по её щеке катится слеза, Эмма слышала невысказанные вопросы: «Что они сделали? Ты в порядке? Ты здесь? Ты, правда, здесь?» Когда брюнетка сама шагнула к ней, сокращая расстояние между ними ещё на дюйм, Эмма перестала дышать. Сердцу стало тесно в груди, казалось, оно может разорваться в любую секунду.
- Тебя держали в заложниках всё это время? Мне говорили, что ты в плену, но…
- Нет.
Реджина замерла и озадаченно прищурилась:
- Нет?
Пока они не виделись, Эмма всё время воображала их встречу, мысленно романтизируя этот момент. Именно это помогало ей придерживаться своего решения, по возможности не встревать в неприятности. Свон вспомнила, как, сидя в бронированной машине, представляла, какое у Реджины будет радостное и удивленное лицо, когда она приедет домой на Рождество. У неё украли это время, оставив взамен три года, когда солдату оставалось только хранить в памяти образ женщины, которую она звала любимой. Как блестят от радости её глаза. Какие ямочки появляются на щеках, когда она улыбается. Как мелодично и бархатно звучит её смех. Как крепко Реджина сжимала её пальцы всякий раз, когда их ладони сами собой находили друг друга. Эмма так погрузилась в свои воспоминания, день за днём помогавшие ей выжить, что почти забыла, что эти самые удивительные глаза могут не только сиять от радости, но и темнеть от нескрываемого презрения.