Эмма стояла в отгороженном занавесками от остальной комнаты углу, рядом с мягким креслом. Светлые волосы были частично подняты наверх, придерживаемые заколкой-цветком из горного хрусталя, по плечам свободно рассыпались локоны. Макияж никогда не входил для Эммы в список жизненных приоритетов, и женщина не пользовалась им даже в юности, а на службе и вовсе считала нанесение макияжа непрактичным. Но сейчас, с лёгкой основой на лице и матовыми розовыми тенями на веках, она просто сияла. Шрам, лишь слегка поблёкший за эти годы, всё так же украшал её щёку, но за улыбкой, такой яркой, что казалось, она может осветить всю комнату, его просто не было заметно. Платье блондинки было простым, лишенным той экстравагантности, какую предпочитают большинство невест, но Эмма при выборе подвенечного наряда искала именно простоты, поэтому остановилась на платье цвета яичной скорлупы, нижний слой из атласа длиной до щиколотки, верхний – кружевной, и дизайн кружева сочетался с заколкой в волосах. Кружево прикрывало атлас и переходило в лиф с V-образным вырезом, скрывая плечи. Август знал, что временами Свон всё еще стесняется своего протеза, но теперь, улыбаясь ему, она выглядела так, словно это последнее, что беспокоит её. Единственным украшением на Эмме был круглый кулон, поблескивающий между ключиц, и он говорил так много, что с ним не могли бы сравниться все бриллианты и жемчуга мира.
К глазам подступили слёзы, и Августу почему-то стало трудно дышать. Это. Вот это действительно слишком хорошо, чтоб быть правдой. Его маленькая сестрёнка идет под венец. Больше пятнадцати лет он наблюдал, как упрямая девочка-подросток превращается в прекрасную, сильную женщину, которую он видит перед собой сейчас, и вот она стоит перед ним в день своей свадьбы и выглядит такой счастливой, будто… чёрт, да даже радость от выигрыша в многомиллиардную лотерею не пошла бы ни в какое сравнение с тем счастьем, которым лучится Эмма.
- Ну? – с надеждой спросила она, взяв в руки лежащий на стуле небольшой букет пурпурных калл, чтоб довершить образ.
По щеке Августа покатилась слеза, Руби подтолкнула его, глядя чуточку насмешливо. Август молча встал перед Эммой и мягко, медленно повернул к себе спиной. Потянувшись, он взял с кресла фату, бережно расправляя шифон. Уверенные пальцы закрепили фату как раз под заколкой, Август аккуратно оправил ткань, доходящую женщине до середины спины. Эмма медленно повернулась в его руках, растроганно улыбаясь.
- Ты, – серьёзно сказал Бут, целуя её в лоб, – самая красивая невеста.
Она засмеялась, пожав плечами:
- Нет, думаю, у меня второе место.
- О, Боже. Да ты уже успела надраться, – шутливо застонал Август.
Эмма снова засмеялась и обняла его. Мужчина быстро обнял её в ответ.
- Я волновалась, что ты можешь не успеть.
- И не увидеть, как моя маленькая сестрёнка принимает лучшее решение в своей жизни? – Август нежно потрепал её по подбородку. – Никогда!
- Скоро начинаем, ребята, – позвал Нил и открыл двери. С верхнего этажа донеслись звуки музыки.
Август согнул руку в локте и улыбнулся, когда Эмма продела в сгиб свою ладонь.
- Давай закрепим всё официально, – и Август раздвинул занавеси.
В детстве Эмма никогда не накидывала на голову наволочку, воображая, что это фата, не делала букетов из туалетной бумаги, не скользила по полу, представляя, что идёт к алтарю, где её ждёт Прекрасный принц (или Принцесса). В общем-то, она куда более четко представляла свои похороны, чем свадьбу, поскольку точно знала, что похороны когда-нибудь случатся наверняка.
Письма к Реджине всё изменили.
Почти тринадцать лет жизни Реджины Миллс и Эммы Свон были переплетены так тесно, будто сами Норны ткали полотно, сплетая их судьбы в одну нить. Последние пять лет стали для маленькой семьи настоящими американскими горками. Дело было не только в том, что Эмма продолжала страдать от ПТСР, но и в том, что Реджине и Генри приходилось учиться принимать её присутствие в жизни, учиться уступкам. И хотя иногда девушка боялась, что они будут обижаться на неё за это, Миллсы никогда не жаловались. Доктор Хоппер выразил своё беспокойство по поводу их такого поспешного воссоединения, но эта семья была более чем готова сделать всё для того, чтоб узнать друг друга заново.