Сегодня опять был дежурным связным, и мне пришлось ехать в батальон, где я мог непосредственно в канцелярии узнать о своем деле. Я узнал о нем еще довольно рано, около трех часов дня, когда оно только что вернулось от командира. Это просто невозможно.
Сегодня на целый день всю местность затянуло туманом, и таким густым, что в десяти метрах ничего не было видно. После каждой поездки на велосипеде я промокал насквозь. Даже ресницы и брови были усеяны крошечными капельками тумана. Я ехал очень медленно, на сердце было ужасно тяжело. Мне тотчас вспомнился прошлогодний день, когда вернулось с отказом мое ходатайство; тогда тоже стояла осень, и было так же туманно, и меня точно так же послали закупить для роты скот в Pont de l’Arche, чудесном маленьком городке, откуда я послал тебе несколько почтовых открыток…
Стемнело, а мне еще пришлось поздним вечером окунуться в густой туман и одолеть расстояние в несколько километров, так что я вернулся к себе очень поздно, поскольку ехать неимоверно тяжело.
Сегодня последний раз буду спать в кровати, а с завтрашнего дня на долгие дни и многие недели родным домом для меня станет вагон!
[…]
Запад, 29 октября 1943 г.
[…]
После того как вчера вечером нас пересадили в вагоны и мы проехали всего полчаса в направлении России, наш эшелон подвергся нападению с воздуха; только благодаря чуду — одному только чуду — я остался жив, меня вытащили из груды трех расплющенных вагонов и тел убитых и раненых солдат, у меня же только контужено плечо и рана на руке, вот и все. Я еще напишу тебе, как жутко это было.
Сегодня утром мы снова отправились на злополучное место, вытащили погибших и уцелевшие вещи из искореженных вагонов. Теперь сидим усталые и залитые кровью и ждем дальнейших указаний. Я совершенно здоров… Господь чудодейственным образом спас мне жизнь. Пожалуйста, закажи из моего жалованья — за пятьдесят марок — благодарственный молебен!
Ночь была исполнена безумия.
[…]
Восток, 6 ноября 1943 г.
[…]
Мы давно уже оставили позади границу России и теперь передвигаемся от одной станции к другой, по-видимому, без особой цели и какого-либо плана. Россия и вправду несказанно печальная и большая и демоническая страна без заборов, вообще без заборов в отличие от Франции, где любой малюсенький клочок земли обносят высокой стеной. Сегодня опять воскресенье, и уже десять дней, как я не получал от тебя писем […] живу в этом ужасающем вагоне, который хуже, чем тюрьма…
Мы много спим, иногда по шестнадцати часов в сутки; конечно, это ненормальный сон, можно натянуть на голову одеяло, и тогда получаешь полную иллюзию одиночества.
[…]
Россия, 7 ноября 1943 г.
Воскресенье.
[…]
Мы останавливаемся на небольшой станции[120] со старинным, еще дореволюционных времен привокзальным зданием. На вокзале смешение разных униформ и народов! На путях стоит поезд с беженцами немецкого происхождения, которые едут из Днепропетровска и Мелитополя в Польшу. Целые семьи лежат на баулах и узлах в открытых товарных вагонах, над которыми натянут брезентовый тент. Ах, какая несказанная нищета, и тем не менее я завидую тем парам, которые могут вместе двигаться навстречу своему будущему. Все они говорят по-немецки со слегка заметным южнонемецким акцентом. Я немного прошелся по грязному вокзалу, после чего тщательно умылся, при этом маленькая пятилетняя русская девочка держала мое полотенце. С большим наслаждением курю одну из моих дорогих сигарет и после десятидневной поездки наслаждаюсь свободой движений и возможностью расправить каждую клеточку своего тела. Пытаюсь также купить с рук табак и знакомлюсь со студенческой супружеской четой из Мелитополя. Они хорошо говорят по-немецки, очень красивая, пышущая здоровьем счастливая пара! Их немного задели мой чересчур откровенный западный цинизм и безразличие, а потом мы коснулись темы, которая вновь объединила нас и осчастливила меня: Достоевский. К сожалению, вскоре раздался сигнал к отправлению, и я был вынужден покинуть столь приятное мне общество, в котором я впервые за много лет почувствовал себя студентом. Молодой человек еще успел подарить мне несколько сигарет, а потом оба долго махали мне вслед, пока поезд не скрылся из их глаз.