Константайн стукнул по ней рукоятью пистолета.
Лодель крякнул, покачнулся, но не упал, а наоборот, начал распрямляться. Джордж вновь замахнулся, ударил его пистолетом в висок, и Лодель упал и затих. А Джордж повернулся к санитару, распростершемуся у дальней стены.
Он быстро расстегнул его белый халат, перевернув санитара, снял халат с него, надел на себя. Халат оказался коротковат и жал под мышками, Джордж, не обращая на это внимания, бросился к двери – ее оставили приоткрытой – и выскользнул в коридор. Ключ торчал в замке. Джордж запер комнату, бросил ключ в карман и задвинул смотровую створку. Его больше волновало, что Лодель и санитар могут прийти в себя в любую минуту. Но докричаться до охраны из обитой тюфяками комнаты будет не так-то просто.
Стоя у двери, Джордж проверил, заряжен ли пистолет, и опустил руку с ним в карман. Прошел по коридору мимо туалета к лестнице, ведущей вверх. Шагал не спеша, слегка опустив голову. Справа, у самой лестницы, заметил полуоткрытую дверь. Осторожно заглянул за нее и увидел короткий лестничный пролет из бетона, ведущий в подземный гараж.
Отвернувшись от двери, Джордж поднялся по лестнице в конце коридора. Ему нужно было сначала разыскать Николя. А уж потом через гараж можно будет и улизнуть. Но сначала надо найти ее.
Лестница выходила в другой коридор. В трех метрах от Джорджа оказалась дверь с большим стеклом. Он заглянул в нее и увидел широкий, залитый солнцем вестибюль, крашенный белым, с несколькими громадными цветочными вазами, что стояли на длинном, заваленном журналами столе. Позади него располагалась конторка дежурного, в эту минуту пустовавшая.
Джордж неслышно вошел в вестибюль. Справа находились двойные двери с витражами. Это, видимо, было парадное. У порога женщина, стоя на коленях, натирала паркет.
Джордж двинулся к конторке, потирая правую щеку, делая все, чтобы женщина не разглядела его лица. Она повернулась, взглянула на него и вернулась к работе.
А Константайн зашел за конторку и обнаружил то, что искал: широкую доску, увешанную ключами, над каждым из которых значился номер. Их было больше тридцати. Какой же выбрать? «Барди установил здесь порядки, как в настоящей лечебнице, – лихорадочно соображал Джордж. – Значит, все пациенты должны быть зарегистрированы». Он перевел взгляд на конторку. На ней не было ничего, кроме пресс-папье с кожаным верхом, письменного прибора и белого телефона. Под столешницей располагался длинный ящик. Джордж выдвинул его и обнаружил тонкую, похожую на амбарную книгу, тетрадь в черной обложке. Джордж заглянул в нее. Женщина, полировавшая пол, тихонько запела. И вдруг распахнулась дверь в противоположном от стола углу вестибюля. Женщина в белом халате и с подносом в руках направлялась прямо к склонившемуся над тетрадью Джорджу. Но в метре от конторки она свернула и начала подниматься по широкой лестнице. На полпути задержалась, бросила Джорджу по-французски: «Хорошая погода. Верно, Марк?»
Джордж хмыкнул в ответ, приподнял руку, и женщина продолжила свой путь. Он быстро пролистал тетрадь и добрался до последних записей. Под датой понедельника их было только две. И Джордж заметил, что Барди, предвидя необходимость заметать следы, пол вновь прибывших записал верно, а имена изменил. Против имени мужчины стояло «Смотровая», а имени женщины – «Палата № 8». Больше в тетради записей не было вообще.
Константайн решил попытать счастья в палате номер восемь и снял с доски нужный ключ.
Смотровая находилась на первом этаже, однако Джордж готов был поспорить, что оставшееся там место занимали кухня, столовая и подсобные помещения, а палаты располагались выше.
Он вышел из-за конторки и, стараясь не спешить, взошел по лестнице на широкую площадку, от которой расходились в обе стороны коридоры, вверх шел еще один лестничный пролет. К счастью, на стене висела табличка со стрелками и номерами. В левой половине коридора были палаты с первой по четвертую, в правой – с пятой по восьмую.
Через несколько секунд Джордж уже был у палаты номер восемь. Открыв ее, он скользнул внутрь, вытащил из замочной скважины ключ и захлопнул дверь за собой.
Следующие полчаса Джордж провел как на иголках. Он понятия не имел, как скоро обнаружится пропажа Лоделя и санитара, а о том, чтобы вывести из больницы Николя в ее теперешнем состоянии, не могло быть и речи. Джордж поцеловал девушку, и глаза ее вспыхнули радостью, однако оказалось, что ощущение опасности покинуло ее полностью. Николя вела себя так, словно он пришел просто навестить ее, она была рада ему только потому, что он мог развеять ее скуку.
Он говорил с ней, пытался разъяснить ее положение, тряс за плечи, потом посадил на постель и заставил выпить несколько стаканов воды, но Николя лишь озадаченно смотрела на него, изредка хихикала и, стоило Джорджу отпустить ее, падала обратно на кровать. В конце концов он перестал миндальничать. Вытащил девушку из постели, провел взад-вперед по комнате, поддерживая за талию и мысленно прикидывая, сколько времени у него осталось.
Наконец Николя стала приходить в себя, но скоро разозлилась и потребовала возвратить ее в постель. Тогда Джордж схватил девушку за руку, потащил, несмотря на протесты, в ванную, включил холодную воду, без церемоний сунул ее голову под струю. Потом поставил ее прямо. Николя бессмысленным взглядом уставилась в пустоту, а Джордж, не переставая, массировал ей виски и скоро заметил, что до нее понемногу начинает доходить смысл его слов. Он ввел ее обратно в комнату, усадил на кровать, отступил на шаг и с облегчением убедился, что Николя хоть и покачивается слегка, но уже не падает. Тогда Джордж распахнул гардероб. Вся одежда Николя была на месте.
Он вернулся к кровати, но Николя встретила его тем, что, завалившись на спину, тихо смеялась, беспрестанно повторяя: «О, Джордж… О, Джордж…»
Джордж начал одевать ее. Это удавалось ему с огромным трудом, даже несмотря на то, что он отбросил все приличия. Сначала он донага раздел Николя – она немного помогла ему, когда он стаскивал одежду с ее рук и ног. «Теперь, если мы отсюда выберемся, – со злостью сказал он себе, – мне уж наверняка придется на ней жениться». И дело было не в том, что ему этого не хотелось. Наоборот. Любой мужчина, раздев такую девушку, сделал бы ей предложение. И – о, Господи… – не раз Джорджу случалось раздевать и класть в постель пьяных женщин, но одевать пьяную женщину ему доводилось впервые.
Мало-помалу Николя начала одеваться сама – медленно и неуклюже. Когда на ней оказалось все необходимое, Джордж поставил ее на ноги и обнял. Он крепко прижал Николя к себе, прильнул губами к ее мокрым волосам. Это его объятие, прикосновение, видимо, все-таки вывели Николя из оцепенения.
Когда Константайн отпустил ее, она с трудом, но уже осмысленно, произнесла:
– Чего ты добиваешься, Джордж?
Он обнял ее за плечи, сказал в самое ухо:
– Чтобы ты ушла отсюда вместе со мной. Ты можешь стоять? Ходить?
– Конечно.
– Давай проверим.
Джордж убрал руки. Николя медленно двинулась по комнате. Получалось неважно, однако другого выхода все равно не было. «Придется рискнуть», – решил Джордж. Время истекало.
– Сойдет, – сказал он. – Пойдем. И я выпущу кишки каждому, кто встанет у нас на пути.
Николя вернулась к кровати, села на краешек и неуверенно спросила:
– Прямо сейчас?
– Да, сейчас.
Она подняла ноги и, скорчив гримасу, засмеялась:
– Туфли.
Джордж, не понимая, взглянул на ее ступни. Оказалось, в спешке он забыл ее обуть.
– Глупенький Джордж, – хихикнула она, а когда он принес туфли и склонился надеть их ей, положила руки ему на голову, взлохматила волосы и ласково сказала:
– Глупенький Джордж. Николя любит его, дурачка. Николя очень любит глупенького Джорджа.
Константайн застонал. Только любовных сцен ему теперь не хватало.
Он подошел к двери, приоткрыл ее и выглянул в коридор. Никого. Николя подкралась к Джорджу сзади, нежно взяла за ухо и поцеловала в щеку. Джордж с отчаянием скосил на нее глаза, подхватил под руку и вывел в коридор. Жестом приказал молчать и с силой повлек к лестничной площадке.